Виталий Костомаров - Язык текущего момента. Понятие правильности

Выразительность увязывается с явлениями, которые в силу их созидательной природы вообще вряд ли возможно нериторически описать. В какой-то мере помогает разграничение терминов стилистическийи стилевойкак двух прилагательных по многозначности слов стиль, стилистика.

Стилистические единицы относятся к языку, к структурно-парадигматической стилистике, например уже рассмотренные и другие синонимические, параллельные, соотносительные средства выражения. Они доступны нормированию. Стилевые явления мало ему подвержены, относясь к функциональным типам текстов, к их типологии. Они существуют лишь в конкретных образцах, весьма индивидуально устанавливающих общие принципы отбора и композицию средств выражения в пределах деловых, научных, разговорных, тем более художественных, текстов.

Соответственно, различаются формальная правильность(на уровне языковых единиц, отдельно взятых средств выражения) и правильность функциональная(на уровне ситуации, высказывания, текста). Первая отнюдь не исчерпывает ни красноречия риторов и искусства ораторов, ни творчества поэтов и писателей, ни сочинений учёных, ни повседневности. В то же время любая единица, вырванная со своего нормативного места, произвольно отправленная на другое, искажает любой контекст.

Второй позволительно в обоснованных случаях выходить за пределы первой, проявляясь в тайнах синтаксических единств, в межтекстовых связях, различиях книжности и разговорности. Она творчески свободна, индивидуальна и оттого малопредсказуема. Она бывает, скажем, семантико-лексически строгой, даже терминологически замкнутой или, напротив, сдержанной и раскованной, непринуждённой, высокой и сниженной.

Стиль – это не человек, как считал Ж. Бюффон, а отношение человека к миру . Законы правильного строения текста не имеют характера и силы норм. Их существо иного рода и связывается с содержательно-мыслительными категориями, с принципами теории коммуникации и эффективности воздействия, действенностью общения, логикой. Выработанные традицией и узусом конструктивно-стилевые векторы(разные авторы употребляют разные термины применительно к этому понятию: полярные стилевые черты, стилеобразующие стержни, конструктивные принципы ) трудно представить в виде обязательных правил. Их обязательность относительна, хотя традиционно достаточно жестка.

Не задавая материала воплощения, но лишь направление отбора средств выражения и их композиции, эти векторы обеспечивают креативную природу текста. Существуя в сознании членов языкового и культурного общества как понятийные категории или рекомендательные модели, эталонные образцы той или иной внеязыковой установки человека (общественной группы), они реализуются лишь на конкретном, единичном уровне. Эти векторы управляются также вкусомкак категорией культуры. Применительно к языку вкус понимается как ценностное отношение и набор общих установок к его использованию в данный период. Вкус формируется в ходе усвоения социальных настроений, знаний, правил. Отражая динамику общественного и национального сознания, он конкретен, социален, историчен и общ для членов данного общества. По К. Фосслеру, психологизм этого понятия определяет умение человека интуитивно оценивать правильность, уместность, эстетичность выражения.

Вкус весь в этике и эстетике, в музыке, в таинственной красоте мифотворчества, в новых ритмах, свежих словах и их смыслах. Он выше забот о нормах, он ими владеет, но может и ими командовать. Жан Кокто сказал: «Я скрыт от ваших глаз, я весь в плаще из слов…» Истинный языковой вкус никак не сводится к слепому следованию нормам, как и к иным затверженным догмам. Он помогает осмыслить объективные законы языка и приспособить его функционирование (включая установление самих норм) к общей эстетике, к тенденциям, настроениям и потребностям эпохи и общества.

Интересы выразительности и, шире, индивидуальной или групповой самоидентификации, всех явлений стиля, слога, культуры, традиции, вкуса предполагают наличие в общепринятом и общепонятном употреблении не только того, что безусловно вытекло из процессов нормализации. К тому же историческое движение её процессов не позволяет ограничиться достигнутой на данный момент нормативностью. Остаётся либо признать, что нормы – нечто условно привносимое, даже не очень нужное (фикция, как считали многие авторитеты), либо узреть в них авторитарно насаждаемую вытяжку из природного языкового океана.

Можно, однако, увидеть, различить среди них явления, вполне допустимые, но разной ценности, сути, разного назначения, по общему соотношению данного, естественного и искусственного, созданного или упорядоченного человеком – дичка и яблони, леса и парка, волка и собаки, хлопка и нейлона (см. раздел 4).

Л.В. Щерба великолепно писал: «Авторов, вовсе не отступающих от нормы, конечно, не существует – они были бы невыносимо скучны. Когда чувство нормы воспитано у человека, тогда-то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от неё у разных хороших писателей. Я говорю “обоснованных”, потому что у плохих авторов они бывают часто недостаточно мотивированы внутренним содержанием , поэтому-то эти авторы и считаются плохими» ( Щерба Л.В. Очередные проблемы языковедения // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. 1945. Т. IV. Вып. 5. С. 183; выделено нами. – В.К. ). В этих мудрых словах мало видеть защиту отхода от нормативности языка, ещё важнее в них утверждение, что ничего не может быть без неё – ни объединяющей общество собственно информативной коммуникации, ни полнокровного общения, насыщенного живой человечностью, немыслимой не только без почитания дисциплинирующего (образованного!) начала в языке, но и при слепом и тупоумном соблюдении его предписаний. Нормы всегда, а сегодня особенно проходят горнило испытаний на прочность, но без всенепременного минимума твёрдых ориентирующих идеалов нет порядка. Нормы не против свободы выражения, но служат его базой, на которой расцветают для полнокровного общения параллельные, но не обязательные возможности: синонимы, метафоры, соотносительные, параллельные, вариантные, дублетные. Самоё их наличие – хлеб стилистики.

Щербовскую позицию образно изложила С.Г. Тер-Минасова: «Литературный язык лишён цвета и запаха, он нужен как ткань, на которой вышивается узор. Узор, вышивка, отклонение от нормы не может существовать без ткани, холста, литературно-языковой основы. Норма существует для того, чтобы было от чего отклоняться; тогда включается стилистическая игра. Это высшая культура речи, но – от великого до смешного один шаг. Эти отклонения у одного – художество, у другого – монстр» ( Тер-Минасова С.Г. Интервью // Мир русского слова. 2002. № 4. С. 20).