Виталий Костомаров - Язык текущего момента. Понятие правильности

Для меня, привыкшего к форме творо́г (с младенчества так учили в семье, так говорили все вокруг), хотя и перемещающему ударение при склонении: говорю дайте творога́ (а не творо́га ), одним творого́м (а не творо́гом ) сыт не будешь . Новоявленные тво́рог, тво́рога, тво́рогом совершенно неприемлемы. Но, видимо, пора меняться, чтобы не быть белой вороной.

На днях попросил в магазине: «Дайте творога́», – а продавщица не понимает; повторил внятно и проще: «Творо́г дайте», – опять не поняла, показал пальцем, она раздражённо бросила: «Ах, тво́рог, сразу так бы сказали!» Мои друзья неуверенно успокоили: девушка, мол, скорее всего, нерусская, как многие работники московских супермаркетов. Вопреки их мнению и своему, даже вопреки авторитету «Литературной газеты» думаю, что в ближайших будущих словарях можно ждать новых помет: тво́рог и (не реком., устар.) творо́г .

О причинах смены норм чаще всего можно лишь гадать. Ясно, что, обретя свободу передвижения хотя бы в одной форме, ударение легко меняет своё место, но трудно объяснить, почему другие слова той же структуры этой свободы не вкусили. Примером могли служить односложные слова вроде стог , развившие с конца XVII столетия, по крайней мере в московском наречии, форму множественности стога́ наряду с формой сто́ги , а вскоре и похоронили её, так же как дома́, города́ сменили до́мы, го́роды . В принципе, исторические формы сохраняются в случае смысловой особости: в Средние века́ и в кои-то ве́ки . Здесь можно ещё полагать действие каких-то таинственных законов созвучия.

Впрочем, хрестоматийные чуло́к ( чулка́, чулки́, чуло́к ) и носо́к ( носка́, носки́, носко́в ), а также многие другие частные нормы даже в случаях более очевидного колебания вариантов закостенело абсолютизируются кодификаторами, насаждаются школой и закрепляются в речевой практике под внимательным надзором русского лингвоцентричного образованного общества. Явно не дождаться, чтобы признали, например, кило́метр (хорошо бы опросить, не больше ли половины неумудрённого населения так говорит) или допустили ради разумного равновесия термоме́тр, бароме́тр, спидоме́тр, что, конечно, хуже, потому что приборы измерения мы заимствовали раньше метрических мер.

Многозначительно, наконец, то, что колебания, поразившие слова творо́г, пиро́г, сапо́г , охватывают, вопреки усилиям ревнителей традиции, иноязычные слова сходной структуры. Кроме диало́г, катало́г, некроло́г , которые постоянно сопровождаются ошибками: ката́лог, некро́лог . Напомним многосложные нерусские названия учёных на – о́лог ; произносимое нередко и часто насмешливо – оло́г (но не в случае знатоков русской геральдики, поклоняющихся генеало́гу А. Бобринскому!): архео́лог, био́лог, венеро́лог, гео́лог, гинеко́лог, ихтио́лог, кардио́лог, ларинго́лог, лексико́лог, методо́лог, невро́лог, онко́лог, психо́лог, рентгено́лог, социо́лог, тексто́лог, техно́лог, травмато́лог, физио́лог, фило́лог, эпидемио́лог .

Кажется логичным сохранять ударение производящего односложного слова, но многие из таких слов становятся двусложными при склонении ( кедр – ке́дры, дом – дома́ ): ке́дровый, до́мовая (церковь, кухня). Всё чаще и сам суффикс перетягивает на себя ударение, особенно при дву– и многосложных производящих словах: сли́ва – сли́вовый / сливо́вый, ви́шня – ви́шневый / вишнёвый (но только мали́новый; ряби́новый ), джи́нсы – джи́нсовый / джинсо́вый (тем более что в просторечии говорят джинса́ ), сме́си – сме́совый / смесо́вый, подро́сток – подро́стковый / подростко́вый, по́иски – по́исковый / поиско́вый .

По образцу Москвы окончание – ый /- ий часто заменяется конечным ударным – ой . В Санкт-Петербурге скорее скажут Обво́дный канал ; в Москве – обводно́й . В песенной строке сохраняется запа́сный («Наш бронепоезд стоит на запа́сном пути»), но повсеместно говорят запасно́е колесо . Д.А. Медведев устойчиво произносит первоочерёдный (забавно, что словарь «Русское литературное ударение» на с. 55 даёт первоочерёдность , рядом « первоочередной и допустимо первоочерёдный »), совремённый . Во времена моего детства говорили только заслужЁнный и т. д. Словарь под редакцией Д.Н. Ушакова предпочитает по́исковый , а словарь-справочник под редакцией Р.И. Аванесова и С.И. Ожегова чуть ли ни запрещает его («пОисковый, не реком. поискОвый»). Новейшие словари, кроме «Нового словаря русского языка» Т.Ф. Ефремовой, дающего оба варианта, единодушно игнорируют старую норму.

Односложные борт, двор, дом, мир, смесь дают борто́вый, дворо́вый, домо́вый, миро́вый (в значении «очень хороший» – устаревающий полужаргонизм) и бортово́й, дворово́й, домово́й (не только мифическое существо: дворо́вый / дворово́й пёс ), мирово́й . Иные ряды усложняются ещё сильней: гру́нтовый / грунто́вый / грунтово́й, што́рмовый / штормо́вый / штормово́й, сме́совый / смесо́вый / смесово́й, ци́фровый / цифро́вый (в значении «оцифрованный»)/ цифрово́й .

На этом фоне велик соблазн наводить смысловые различия между членами словообразовательных рядов. При нахождении каких-то доводов это может вести к признанию разными нормами всех акцентологических вариантов. Герой данного рассмотрения – язык – воспользовался всеми возможностями, породив прилагательные язы́чный, язы́ковый, языко́вый и языково́й . Несмотря на одинаковую структуру, два последних соотносятся не как словообразовательные варианты, а как отдельные слова с разным значением по омонимичным значениям исходного существительного: 1) орган в полости рта; 2) средство словесного общения. Полный триумф нормализаторства!

Впрочем, и члены других рядов, которые язык свободно и беспечно предоставляет нормализаторам, закрепляются ими своевольными более и менее остроумными доводами за разными значениями и оттенками. Успех имеют в основном те, что исходят от авторитетных известных деятелей. Так, установилось новое и ранее разговорное вишнёвый , заменяя устаревающее ви́шневый во всех его значениях: вишня и плод ( вишнёвое варенье, ви́шневый цвет ), и дерево, сад. По легенде, актёр на просмотре пьесы при А.П. Чехове оговорился и поправился, но чуткий к языку писатель из зала вмешался: Да-да, именно вишнёвый сад в моей пьесе, ви́шневое – это варенье». Вряд ли этот эпизод, если он достоверен, а не надуман, оправдывает помету в «Опыте словаря-справочника»: вишнёвый (не ви́шневый ). Впрочем, авторитет этого замечательного пособия и ссылка на великого писателя способны убедить всех настолько, чтобы вариант слова был лишён звания нормы.