Сергей Бобров - ВОЛШЕБНЫЙ ДВУРОГ

Затем Асимптотос улыбнулся и произнес:

— Срез номер четвертый!

Он снова подошел к конусу, который опять принял свой прежний вид, и начал

— 243 —

его резать наклонно к основанию, но не настолько, чтобы сечение прошло через основание конуса.

— Кривая этого поразительного сечения, — произнес Асимптотос торжественно, — называется эллипсом. Она имеет самое непосредственное отношение ко Вселенной, потому что Земля ходит вокруг Солнца именно по эллиптической орбите! И мы еще поговорим об этом, когда угостим тебя тем прелестным напитком, который бьет у нас из фонтана. Кривая эта долго занимала самые просвещенные умы, ибо длину ее страшно трудно было вычислить. Как вычисляется длина окружности, ты знаешь. Длину дуги параболы вычислить тоже не так уж трудно, если ты, конечно, заручишься помощью Величайшего Змия. Совсем другое дело с этой эллиптической дугой.

Еще Бонавентура Кавальери пытался вычислить ее длину, но ошибся и признался, что это ему не удалось. Тут даже сам Многомощный Змий был некоторое время в недоумении. Ты, наверно, знаешь, что на свете есть тригонометрические функции?

— Синус, косинус, тангенс… — начал Илюша.

— Вот именно. Скажу тебе под большим секретом, что у нашей приятельницы гиперболы тоже есть свои «синусы», и «косинусы». Они так и называются — гиперболический синус, гиперболический косинус. А у эллипса есть свои эллиптические функции. Штука это довольно-таки хитрая…

— Один из основателей нашего дивного домика, — продолжал Коникос, — великий Аполлоний Пергейский, как и все его современники, называл эти кривые коническими сечениями, ибо ты сам видел, что мы их все получили, рассекая конус.

— 244 —

— Эллипс, впрочем, — добавил Асимптотос, — ты можешь получить и из цилиндра, рассекая его наклонно к основанию.

Наверное, ты уж это не раз и делал, когда отрезал себе ломтик вкусной колбаски. Надо тебе кстати сказать, что ко времени возрождения наук и искусств в Европе — примерно в шестнадцатом веке — интерес к этим замечательным кривым возник раньше всего у зодчих, которым приходилось при проектировании и возведении колонн иметь дело с цилиндрическими сечениями. Но Папп Александрит в свое время излагал учение об этих кривых как об особых геометрических местах.

Тут Асимптотос поднял свой корявый указательный палец, чтобы Илюша оценил по достоинству все значение этого важного открытия. А Илюша мгновенно вспомнил, что ему рассказывал Радикс в Схолии Двенадцатой насчет геометрических мест.

— Так вот слушай, что он придумал! Первое коническое сечение — круг — есть известное тебе геометрическое место точек, лежащих на равном расстоянии от одной точки, которая является его центром. Возьмем теперь на плоскости прямую АСи точку F, лежащую вне этой прямой. Опустим из точки Сперпендикуляр, возьмем на нем некоторый отрезок, а конец этого отрезка Есоединим с данной точкой F, и если теперь линии EFи СЕбудут равны, то тогда точка Ележит на параболе. Другими словами, парабола есть геометрическое место точек, равноотстоящих от данной прямой АС, которая называется директрисой, и данной точки F, которая называется фокусом.

Если ты спросишь, почему точка Fносит такое странное наименование, то я тебе открою, что слово «фокус» по-латыни обозначает «очаг» (а поэт Вергилий употреблял его даже в смысле «костер»), то есть место, где раскладывают огонь и откуда исходит свет. А при этом знай, что парабола имеет еще одно чудесное свойство. Если ты поместишь в точку Fисточник света, то каждый луч, дойдя до параболы и отразившись от нее, будет двигаться в направлении, параллельном оси симметрии параболы.

Вот почему луч прожектора такой узкий и длинный. Конечно, он в небе, как ты, наверное, замечал, тоже немного расширяется, уходя от прожектора, но это оттого, что источник света — не точка и, кроме того, изготовить математически точное параболическое зеркало слишком трудно. И Аполлоний и великий

— 245 —

Архимед горячо любили эту кривую, но только уж время Греции уходило, а с ним уходило и время их любимой и поистине прекрасной науки…

— Но ведь теперь, — осторожно возразил Илюша, — даже мы, дети, учим про вашу параболу. Чего же вам огорчаться?

— Теперь да, — отвечал Коникос за своего пригорюнившегося друга. — Но знаешь ли ты, что после того, как рухнула древняя культура, Рим погрузился в такую бездну невежества, что в восьмом веке вашей эры во всей Западной Европе было, может быть, только несколько человек, которые могли правильно вычислить площадь треугольника или делить дроби?

— Я не слыхал об этом, — ответил Илюша. — Неужели же европейским математикам пришлось все начинать сначала?

— Нет, — ответил Коникос. — Нашлись люди, которые сохранили и нашу науку и наши книги. Это были ученые арабы. Ведь даже слово «алгебра» — арабское слово и означает некий способ решения алгебраических задач.

— Про слово я слыхал, — ответил Илюша. — Но мне хотелось бы узнать, как математике пришлось бежать из Европы и искать приют у арабов.

— Ах, — сказал грустно Коникос, — это невеселая история! Великая наука философия и искусство древней Эллады были истинным чудом, и никогда люди не перестанут удивляться им и восхищаться ими! Но я, глядя на тебя, мальчик, из глубины тысячелетий, считаю тебя, а не древних греков, настоящим чудом! Ты еще совсем птенец желторотый и все-таки уже прочел несколько книг Евклида, и при этом никто даже не порол тебя, как это полагалось в темное время после падения Рима.

— А зачем же пороть? — удивленно спросил Илюша.

— Не зачем, а отчего! Изучение науки было до того трудным, что на него без жесточайшего принуждения были способны только исключительно одаренные люди. Уже гораздо позже восьмого века в обычай вошло давать ученую степень «магистра математики» студенту, который с грехом пополам сумел добраться до теоремы Пифагора. Вот до чего все это было трудно и как упало образование! В самом начале пятна-

— 246 —

дцатого века в университете итальянского города Болоньи (а это в то время был довольно крупный центр по части изучения математики) наша наука изучалась как один из разделов курса астрологии (как ты, вероятно, знаешь, это была лженаука, посвященная способам гадания по звездам). Вся программа преподавания математики заключала в себе действия с целыми числами и первые три книги Евклида, то есть начала планиметрии. А теперь студент второго курса знает много больше Архимеда.