Кирилл Привалов - Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»

Машина мчалась по сумрачной Москве, а на душе у Хрущева кошки скребли.

Какая муха, черт возьми, Лазаря укусила? Каганович, поддержанный Ворошиловым и Молотовым, принялся в запале объяснять, что обвинения против лучших врачей страны грубо сфабрикованы карьеристами с Лубянки и что советские евреи такие же патриоты, как и все остальные граждане СССР. Лицо Сталина словно кровью налилось, он сжал кулаки и, глядя на всех сидящих за столом, закричал:

– Вы все – жиды! Кормитесь у Голды Меир!

Ткнул Кагановича кулаком в грудь:

– Курва, курва!..

Ну и что, если у Кагановича, Молотова и Ворошилова жены – еврейки? Ведь у нас с Берией, Микояном и Булганиным – ничуть нет… Но Хозяин уже разошелся:

– Расстрелять вас всех, сволочей!

Сталин потянулся к кнопке вызова охраны, но Молотов и Микоян перехватили его руку. Оттолкнули – и Сталин упал. Навзничь, ударившись затылком. Это стало сигналом: все скопом навалились на барахтавшегося на полу, как огромный таракан, ненавистного «вождя народов». Булганин разжал ему челюсти. Каганович – лысина мокрая, усы торчком! – извлек из кармана брюк флакон с «лекарством» и протянул его Молотову:

– Ну, давай же!..

«Договорились же, гады, заранее, как действовать! А мне не сказали, – вспоминал Хрущев и было собрался обидеться на стаю соратников, но вовремя спохватился. – В конце концов, это же в общих интересах… Теперь главное – не упустить инициативу… Как там в учебниках марксизма называлось: личную инициативу!».

Автомобиль уже въезжал мимо патрулей по тщательно расчищенным от снега дорожкам в кунцевский лес.

…Молотов дрожащей рукой влил содержимое пузырька в прокуренный сталинский рот.

– Подержите его так, пусть не двигается, – приказал подельникам Каганович.

– Что это, Лазарь? – кивком показал на флакон Берия.

– Лекарство, Лаврентий. Обычный дикумарин [39] Дикумарин (дикумарол) – производное 4-гидроксикумарина, антикоагулянт непрямого действия, белый или кремово-белый мелкокристаллический порошок без запаха; выделен в 1940 году из гниющего донника; применялся для профилактики тромбозов и эмболий. . Самое эффективное средство по разжижению крови, уже прописанное врачами Кобе. Увеличенная доза смертельна: полная видимость инсульта с обильным внутренним кровотечением. Правда, не сразу… Через несколько часов.

– Не знал, Лазарь, что ты такой медик, – осклабился Берия, сидевший на ногах Сталина.

«Великий вождь» уже не шевелился.

– Оставим его здесь. Уходим! – поставил точку Берия.

И тут словно проснулся Ворошилов. Пропищал маленьким голосом:

– Может, охрану позвать?

Берия схватил его за грудки:

– С ума сошел, Клим! Никому ни слова… Завтра мы все приедем сюда, чтобы официально зафиксировать преждевременную смерть «отца народов»…

Еще на подъезде к разлапистому, выкрашенному в зеленый цвет дому Хрущев заметил личную охрану Берии: этих хлопцев ничем не запугать, как псы цепные, Лаврентию преданы… Никита Сергеевич определил, что, кроме Берии, никто из ближнего круга вождя еще не прибыл. Это хорошо. Можно поговорить с глазу на глаз.

Лаврентий Павлович ждал в коридоре у порога. Чуть изогнулся, несмотря на толстый живот – так, чтобы поднести губы к волосатому уху Хрущева:

– Хозяин уже мертв, а «этот»… Ну, в общем, он еще дышит.

– Кто дышит? И кто – «этот»? – Заморгал Никита. И спохватился, осознав, что сморозил глупость. – Я хотел сказать, если Хозяин уже мертв?

– Да тише ты! – зацикал Берия, у которого от возбуждения, казалось, стекла на пенсне вспотели. – Готовь официальное сообщение о смерти в Кремле, в его квартире, нашего горячо любимого товарища Сталина… Труп настоящего Кобы ночью тихо и без пыли доставили в Москву. А «этот», – Лаврентий одними глазами показал на сталинский кабинет на даче, – двойник, в общем…

– Как двойник? – опешил Хрущев. – Зачем двойник?

– Эх, Никита, Никита… Ты, как был украинским колхозником, так им и остался! Дело сделано: Хозяина больше нет, это главное. Но нам необходимо время. Пока остальные ждут выздоровления «больного», мы будем брать власть в свои руки. Хозяйство делить будем… – Берия был заметно возбужден, казалось, брызгал энергией. – Мы должны быстро это сделать, пока «этот»… – Лаврентий сделал многозначительную паузу и стрельнул темными глазами куда-то в сторону. – Пока он еще дышит… За Светланой и Василием уже послали (Светлана Аллилуева и Василий Сталин – дети Сталина. – К.П .).

У Хрущева голова пошла кругом. Только Лаврентий-прощелыга мог такую «монте-кристу» придумать!

– Выходит, у нас два Сталина? – прошибла Никиту почти сумасшедшая мысль.

– Целых два, – подтвердил самодовольный Берия, чувствующий, что он сегодня здесь главный. – Травить обоих, там разберемся!..

Это не сценарий для нового бурлеска в стиле разбитной франко-британской комедии «Смерть Сталина», и не бред журналистского щелкопёра, ищущего сенсации любой ценой. Это история, которую я услышал параллельно и примерно в одно и то же время от двух разных людей, которым не имею права не доверять. От самого Лазаря Моисеевича Кагановича и от Сергея Алексеевича Гегечкори, он же – Серго Лаврентьевич Берия.

Поясняю. Ближайший соратник Сталина Лазарь Каганович, проживший огромную жизнь – в России надо жить долго! – и умерший в 1991 году за пять месяцев до распада страны, которую он когда-то создавал, был моим милым соседом. Он обитал в Москве, в районе Хамовники. Прекрасно помню обильные рассказы этого мощного старика, любившего проводить время в дворовой беседке за шахматами и домино. Доморощенные мастера «козла» и «преферанса» до сих пор с благодарностью вспоминают Лазаря Моисеевича, это его, персонального пенсионера, стараниями в дворовую беседку – невиданное дело в Москве! – провели электрический свет.

Да, и еще!.. Серго Берия, сын Лаврентия Павловича, – выдающийся советский инженер-конструктор ракетных систем – был в юности товарищем моего отца, они, ровесники, соседствовали в периметре Никитской и некоторое время даже учились в одной школе. Свои первые книги, вышедшие в начале пятидесятых, отец передал Серго с дарственными надписями Лаврентию Берия. Потом, правда, жутко сожалел об этой своей лизоблюдской уловке: Берия из всесильного сталинского сатрапа в одночасье превратился в «английского шпиона», и за дифирамбы ему можно было жестоко поплатиться. Но, к счастью, пронесло… Когда Серго, после затеянного Хрущевым свержения Лаврентия Павловича вынужденный поменять фамилию и отчество, наезжал из Киева, где жил и работал, в Москву, они пересекались с отцом. Порой и я присутствовал на их поистине братских встречах с обильными воспоминаниями.