Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

— Правильно. Сто нажатий в минуту, — сказал надзиратель, указав на центр своей грудной клетки и положив обе ладони на крышку стола. Левая ладонь была поверх правой. — С младенцами все немного иначе. Сделайте ребенку пару вдуваний в рот, а затем надавите на грудь указательным и средним пальцами, — сказал он, поставив два пальца на крышку стола.

— Вы что-то говорили про дефибриллятор. Как пользоваться этой штукой? — поинтересовался заключенный.

— Очень просто. Откройте коробку и прочитайте инструкцию. Там все четко написано: куда поместить электроды, какое напряжение выбрать. Все проще простого, — сказал надзиратель, забыв, что некоторые заключенные не умеют читать и писать.

Он продолжил:

— Как только вы оживите человека, сразу помогите ему принять безопасное положение. Положите его на бок так, чтобы нога, на которой он лежит, была выпрямлена, а вторая — согнута в колене. Это легко сделать даже с крупным человеком: просто встаньте сбоку, схватитесь за него обеими руками и потяните на себя.

Надзиратель снова встал, осмотрел присутствующих и спросил:

— Есть вопросы?

Вопросов не было, и нас повели на экскурсию по тренажерному залу.

У входа в тренажерный зал были весы с измерителем роста и функцией расчета индекса массы тела. В Хайпойнте кто-то украл батарейки из электронных весов, и у меня не было возможности взвеситься. Приходя на прием к терапевту или медсестре, я взвешивался в медицинском кабинете.

Все весы в тюрьмах показывали вес в килограммах, поэтому родственники прислали мне таблицу перевода килограммов в стоуны и фунты.

Мне нравилось заниматься на кардиотренажерах. Половину тренировки я посвящал беговой дорожке и половину — велотренажеру, делая пятиминутный перерыв. В компьютер беговой дорожки я вводил свой вес, возраст, скорость, с которой хотел бежать, и желаемый максимальный пульс. Тренажер поднимал платформу до такого угла, чтобы мой пульс достиг желаемого показателя, и, если этот показатель превышал заданную частоту, скорость ходьбы или бега замедлялась. В конце тренировки на дисплее отображались продолжительность занятия, число сожженных калорий, пройденное расстояние и средняя частота пульса. Мне удавалось сжечь 300 килокалорий за 25 минут, и я завидовал более молодым и спортивным заключенным, сжигающим за это же время в два-три раза больше.

Теперь я ходил в зал шесть раз в неделю и всегда с нетерпением ждал тренировки. К тому же зал был недалеко от моей комнаты.

Во время программы индукции каждый заключенный встречался со старшим надзирателем, который анализировал его прогресс и давал советы на будущее. На доске объявлений повесили график встреч с личными надзирателями.

— Входите и садитесь, мистер Селлу, — сказал надзиратель, когда я постучал в дверь.

Ему было под шестьдесят, и он заранее ознакомился с моим делом и характеристиками из предыдущих двух тюрем. Он поинтересовался, как у меня дела и понял ли я, как все устроено в Холлсли-Бэй. Я ответил, что до сих пор не знаю, в какой корпус меня переселят и как смогу распоряжаться временем. Он отметил, что мой статус в системе СЗП все еще был стандартным. Когда я сказал, что следовал всем тюремным правилам и был помощником преподавателя компьютерных курсов в Хайпойнт-Саут, он предложил его повысить.

— В характеристиках говорится, что с вами не было проблем ни в Белмарше, ни в Хайпойнте. Теперь ваш статус будет повышенным, — улыбнулся он.

Он объяснил, что я могу выбирать из разных корпусов, но порекомендовал Сэмфорд — корпус для пожилых. Там находилось всего 15 заключенных. В него многие стремились попасть, потому что он был чистым и спокойным, с собственными местами отдыха и развлечений. На тот момент свободных мест не было, но надзиратель сказал, что направит меня сначала в Уилфорд, а затем переселит в Сэмфорд.

Я пробыл в корпусе для новоприбывших десять дней. В последний день появилось объявление, что некоторых заключенных, в том числе и меня, переводят в Уилфорд. Нас попросили прибрать и освободить комнаты, а к десяти часам утра принести пакеты с вещами к главному входу. Там нас должен был ждать микроавтобус.

К тому моменту я успел обойти обширную территорию тюрьмы и представлял, где находится Уилфорд. Он располагался в центре территории тюрьмы рядом с административными зданиями и библиотекой. При входе мы увидели просторную столовую слева и кабинеты справа. Коридор и лестница вели к комнатам и холлу. Примерно через полчаса нас позвали в один из кабинетов. На большой доске объявлений висел лист с именами заключенных, их тюремным номером и номером комнаты. Рядом с некоторыми фамилиями была указана дата освобождения. Совершенные преступления указаны не были.

Сидевший за столом надзиратель не представился, но спросил мою фамилию и тюремный номер. Когда я ответил, он снял с крючка один из ключей и подал его мне, велев каждый раз, выходя из корпуса, вешать его на свое место. Так он понимал, кто в корпусе, а кто нет. Он сообщил, что фамилии заключенных, которым пришли письма, будут вывешены на доске объявлений у кабинета. Рядом с фамилиями будет указано количество писем. Чтобы получить почту, нужно подождать за дверью. Он сказал, что моя одноместная комната находится на втором этаже. Я поднялся, застелил постель и написал несколько писем.

Телефон в коридоре располагался недалеко от моей комнаты, и я удивился, что он был свободен. У меня было немного денег на телефонном счете, и я позвонил домой, чтобы сообщить Кэтрин о переводе в другой корпус. Она с детьми хотела навестить меня в выходные, и нужно было получить разрешение на свидание. Спустившись на первый этаж, я отправил письма, взял бланк разрешения на свидание, заполнил его и сдал. В кабинете выдачи писем я забрал три письма — они были полны слов ободрения и поддержки от родных и друзей.

Я воспользовался возможностью исследовать корпус. На двери каждой комнаты висела карточка с фамилией и тюремным номером заключенного. Комната отдыха в центре второго этажа была оборудована столами для снукера и настольного тенниса и телевизором. В расположенной неподалеку душевой было десять душевых кабинок.

Я был удивлен, увидев, что в Холлсли-Бэй некоторые заключенные принимали душ днем. В других тюрьмах это было возможно исключительно в специально отведенное время.

На первом этаже были прачечная и подсобка со всем необходимым для уборки в комнатах и коридорах. Еще в одной комнате заряжалось около 60 моторизированных кресел-колясок, стало быть, здесь довольно много инвалидов и пожилых людей.

На стенах висело несколько досок с разными объявлениями. На одном листе, например, была информация о заключенных: национальность, вероисповедание, возраст и адрес места жительства в Великобритании. Я удивился, увидев, что в тюрьме содержались заключенные из Африки, России, Австралии, Южной Америки, Юго-Восточной Азии и с Карибских островов. Большинство заключенных исповедовали христианство, вторыми по численности были мусульмане, но были и индуисты, буддисты и иудеи.