Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Однажды постоянный курьер был в отпуске, и еду должен был доставить другой, не подготовленный надлежащим образом. Он приехал в Холлсли-Бэй, не имея понятия, где находится Босмир. А поскольку он был полон решимости доставить заказ, то ходил по территории тюрьмы до тех пор, пока не увидел свет в кабинете на первом этаже одного из корпусов. Он подошел, постучал в окно и спросил у надзирателя, высунувшего голову: «А где находится Босмир?» Заключенный не только не получил еду, но и был переведен в тюрьму закрытого типа уже ранним утром за серьезное нарушение тюремных правил.

Юсуфу было лет 55, его родители переехали из Турции в Лондон перед началом Второй мировой войны. Он признался, что состоял в большой банде наркоторговцев, поставлявшей высококлассные наркотики в лондонский Ист-Энд. Они совершали многомиллионные сделки, и полиция узнала об их деятельности. После долгой слежки все члены банды были арестованы. Юсуф получил большой срок и за последние семь лет побывал в четырех тюрьмах. За это время жена развелась с ним и, оставив двух детей с матерью Юсуфа, уехала в Канаду. Все имущество конфисковали, и после освобождения ему было некуда вернуться. До его освобождения оставалось три недели, и все знали, что, если он в последний момент не попадет в неприятности, вскоре окажется на свободе.

Комната Юсуфа располагалась напротив моей. Как всегда, он оставил дверь открытой, и музыка в его комнате играла на максимальной для CD-проигрывателя громкости. CD-проигрыватели, которые нам продавали в тюрьме, должны были подключаться к динамику телевизора.

Синатра исполнял свою знаменитую песню. Юсуф старался петь в унисон, стоя на пороге комнаты. Когда я проходил мимо, он стал петь громче. Слова «я поступил по-своему» он скорее прокричал, чем пропел. Я остановился у своей двери и оглянулся.

«Сожалею ли я о чем-то? Да, но не о многом!»

Два голоса не утихали, и один из них почти не попадал в ноты. Когда музыка затихла, я подошел к Юсуфу.

— Старый добрый Синатра, — сказал я, стараясь не упоминать об ироничности слов этой песни. Я знал Юсуфа недостаточно хорошо, и подобный комментарий мог быть воспринят как оскорбление. Я не имел никакого права судить его за поступки, из-за которых он оказался в тюрьме.

— Ты живешь и выносишь уроки из прожитого, — ответил он. — Не знаю, что буду делать на свободе. Не знаю даже, где буду жить, но служба пробации должна об этом позаботиться.

— А что с наркотиками?

— Ох, не знаю. Я еще не решил, но это хороший способ быстро заработать. Как считаешь?

— Ты ведь не хочешь снова сесть? — спросил я.

— Понимаешь, я потерял все, пока был в тюрьме. Больше терять нечего. Жены нет, детей нет, домов нет. Я ничего не заработал, пока сидел здесь. Ничего не изменится, если я снова сюда вернусь.

Я вернулся в свою камеру, и через несколько секунд снова заиграла та же песня.

«Теперь, когда слезы высохли, все кажется таким забавным», — его голос стал немного тише, темп замедлился, но он все еще не попадал в ноты.

Он пел до конца припева и, завершая его словами «я поступил по-своему», ткнул себя пальцем в грудь.

Освободиться из предыдущих двух тюрем было невозможно. Согласно действующим правилам я должен был пробыть в тюрьме не менее половины тридцатимесячного срока, прежде чем меня смогут условно-досрочно освободить. Конечно, я мечтал съездить домой — хотя бы ненадолго.

После переезда в новый корпус я подал заявление на проживание дома при условии соблюдения комендантского часа. По правилам программы заключенный, отбывающий пятнадцатимесячное наказание, может быть отпущен на четыре месяца раньше и пробыть это время дома, соблюдая оговоренные условия. Он должен носить на лодыжке специальный электронный браслет, отслеживающий местоположение, и до конца срока проводить каждую ночь по заранее определенному адресу. Я обсудил этот вариант с близкими, и они были рады, что меня могут освободить раньше. Но мое заявление оказалось отклонено: осужденные за убийство не подходили для этой программы.

Я подал заявление на поездки в город и домой и ждал встречи с комиссией.

По новым правилам, чтобы уехать из тюрьмы в город, я должен был предстать перед комиссией и убедить ее членов, что временная отлучка из тюрьмы пойдет мне на пользу.

Встреча с комиссией была очень важным событием. И поскольку на нее могли позвать без предупреждения, я собрал все бумаги, подтверждающие мою работу помощником преподавателя и уборщиком и то, что я всегда следовал тюремным правилам, и положил их в папку.

Однажды утром, когда я закончил уборку корпуса и собирался пойти на тренировку, надзиратель постучал в дверь моей комнаты. Он сообщил, что комиссия меня ждет. Я взял папку и пошел.

В комиссии сидели три офицера, и среди них женщина, бывшая представителем начальника тюрьмы. Меня предупреждали, что она неприятный человек, унижающий заключенных. С первого взгляда мне показалось, что прошлой ночью она спала в своей униформе.

— В своем заявлении вы указали, что хотели бы отправиться в город 26 июля, — рявкнула она. — Сообщите комиссии о своих намерениях на этот день и почему ваше заявление должно быть одобрено.

— Мы с семьей пока не решили, чем заняться в этот день, никто из нас не знает эту часть страны. Полагаю, мы поедем в Ипсуич — если не ошибаюсь, он находится в пределах разрешенного радиуса, — сказал я как можно увереннее.

— Это ничего не говорит о том, как вы собираетесь укрепить семейные отношения, и пока вы не упомянули никакие полезные занятия, — сказала она.

— Что ж, я поддерживал отношения с семьей на протяжении всего тюремного заключения, и связь между нами очень крепка. Мои близкие были рядом на протяжении всего судебного процесса и в тюрьме навещали меня каждую неделю. Эта поездка поможет еще сильнее укрепить наши отношения.

— Вы не сказали, что будете делать. Я вижу, что вы прежде работали хирургом. Наша тюрьма должна поддерживать свою репутацию, — сказала она.

Она была агрессивно настроена и размахивала указательным пальцем в моем направлении.

— Мы не хотим, чтобы СМИ сообщили, что вас отпустили, и теперь вы шатаетесь по улицам. Представляю заголовки вроде «Доктора Смерть видели в городе».

Ее слова больно ранили: впервые в жизни меня пристыдили за то, что я хирург. Если совершите ошибку в этой профессии, вас назовут убийцей.

— Это несправедливый комментарий. Я никому не хотел причинить вред и пытался помочь больному человеку.

— Что ж, вам это не очень удалось. Вижу, что вы подали заявление на проживание дома при условии соблюдения комендантского часа. С чего вы решили, что можете это сделать?