Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

— Я не вижу никого вокруг, — ответила она.

Выйдя из автомобиля, я ринулся к дому. Внутри висели украшения, воздушные шарики и плакаты с приветственными надписями. Это был очень эмоциональный момент, хоть все и знали, что я вернулся ненадолго. Впервые за четыре года (с начала разбирательства по моему делу) я увидел улыбки на лицах родных. Мы обнялись и смахнули слезы. Выпив чашку кофе, я пошел посмотреть на огород. Софи и Кэтрин прекрасно справлялись: все растения были в отличном состоянии, особенно впечатлили баклажаны, кукуруза, томаты и шпинат.

Я позвонил Йену Фрэнклину и Полу Шапира — друзьям, которые поддерживали со мной связь и всегда оказывали поддержку. Йен был сосудистым хирургом-консультантом, с которым мы впервые встретились во время операции — мне понадобилась помощь специалиста. У пациента был рак, и в ходе операции неожиданно выяснилось, что опухоль приросла к важному кровеносному сосуду. В то время Йен находился в больнице Чаринг-Кросс, расположенной в другой части Западного Лондона, и я попросил его приехать. Пока он добирался, мой пациент лежал на операционном столе. Благодаря безупречным техническим навыкам Йена пациент прекрасно восстановился после операции. Позднее Йен на собственные средства создал сайт в мою поддержку. Пол, которого, к сожалению, уже нет в живых, в прошлом был моим пациентом, а потом стал близким другом. Раньше мы вместе сидели в пабе, расположенном недалеко от его дома в Илинге, и я рассказывал, как тяжело жилось за решеткой.

Женщины моей семьи похудели — чувствовалось, что они, как и я, были сильно травмированы произошедшим. Им было грустно, они плохо спали и утратили аппетит. В тюрьме я ходил на курсы помощи жертвам, где нам рассказывали о влиянии последствий преступления на семью заключенного.

Впервые с тех пор, как я оказался в тюрьме, мы с Кэтрин могли побыть наедине. Наконец появилась возможность поговорить без детей. Она подтвердила мои догадки: члены семьи были травмированы, и она тоже чувствовала упадок сил. Я знал, что она сильный человек, и мы оба надеялись, что меня скоро выпустят из тюрьмы. Пытаясь подбодрить ее, я говорил, что осталось всего шесть месяцев, хотя знал, что каждый день в тюрьме — это ад.

Было чудесно снова оказаться дома и спать в своей постели. Время летело незаметно.

В тюрьме я не мог выходить в Интернет, а пользоваться телефоном было сложно. Тем не менее мне хотелось связаться с Британской медицинской ассоциацией, своим профсоюзом, и спросить, как получить информацию от «Би-Эм-Ай» — головной организации, владеющей больницей имени Клементины Черчилль. Она могла понадобиться для обжалования обвинительного приговора. Я знал, что в Британской медицинской ассоциации был юридический отдел, в который обращались некоторые знакомые врачи.

Я позвонил туда из дома, и кто-то из офиса Британской медицинской ассоциации снял трубку.

— Чем могу помочь?

— Меня зовут Дэвид Селлу, я член профсоюза.

Рассказав, что был хирургом-консультантом, я кратко описал свое дело, сказал сотруднику, что меня на несколько дней отпустили из тюрьмы, и объяснил ему причины, по которым звонил.

— Получается, вас посадили в тюрьму за преступление? — сказал он резко.

— Если хотите — да. Я объяснил вам ситуацию.

— Подождите минуту. Я свяжу вас с сотрудником, который исключит ваше имя из нашего списка. Согласно политике нашей организации мы прекращаем работу со всеми, кто был осужден за преступление.

Я повесил трубку.

Почти 40 лет я платил Британской медицинской ассоциации, а теперь, когда больше всего нуждался в их помощи, они собирались меня бросить.

Если бы мой коллега позднее не пожаловался одному из руководителей Британской медицинской ассоциации, она бы действительно отвернулась от меня.

Следующая поездка домой в сентябре была не настолько скомканной. Теперь мы были лучше подготовлены. Не нужно было заезжать к офицеру пробации, и я мог провести дома на день больше. Дженни Вон и ее муж Мэтт, наши друзья и защитники, пришли к нам на ужин. Дженни была неврологом-консультантом, мы вместе работали в больнице Илинг, а Мэтт — колоректальным хирургом-ординатором.

Мы чудесно поужинали, и друзья заверили меня, что возглавят работу по обжалованию обвинительного приговора. Дженни изучила дело и была лучше знакома со всеми его подробностями, чем кто-либо, включая моих юристов. Она была страстным борцом за справедливость, возглавив несколько лет назад кампанию против закрытия отделения хирургии груди, и добилась успеха. Ее привела в ярость несправедливость, обнаруженная в больничном расследовании, обвинениях, судебном процессе и приговоре. Я предупредил ее, что дело, за которое она берется бесплатно, будет времязатратным и сложным.

— Сколько знаю Дженни, она всегда была крестоносцем и всегда найдет повод для новой кампании, — сказал Мэтт. — Твое дело будет самым сложным, Дэвид. Не беспокойся обо мне и нашей семье. Мы всегда поддержим Кэтрин и тебя.

— Дэвид, читая комментарии судьи к твоему приговору, я не узнаю в них коллегу, о котором идет речь, — добавила Дженни. — Одно только это побуждает меня взяться за твое дело. Кроме того, если мы не добьемся отмены обвинительного приговора, то создадим плохой прецедент для всех медицинских работников, а никто не хочет работать в атмосфере страха. Мы не считаем себя выше закона, но это несправедливый закон, а выдвинутое тебе обвинение нелепо.

Мы решили не возвращаться к тюремным новостям в течение вечера, разве что мне захочется выговориться. На следующий день я пошел по магазинам, чтобы купить нашему сыну Джеймсу открытку и подарок на день рождения. Мне пришлось одолжить денег: дебетовые и кредитные карты были заблокированы на время пребывания в тюрьме.

Шурин Том Кэмпбелл и его жена Джози приехали к нам в гости в последний день моего пребывания дома. Джози, которую я в последний раз видел задолго до попадания в тюрьму, была слишком вежлива, чтобы сказать, как сильно я похудел, лишь отметила, что я «в хорошей форме». Том предложил отвезти меня в тюрьму, чтобы Кэтрин могла отдохнуть от долгих поездок на машине. Оказалось, согласно правилам, меня могла привезти обратно не та машина, что забрала.

Ноябрьская поездка домой выпала на мой день рождения, потом меня отпустили на Рождество. В прошлом году оба этих праздника я провел в тюрьме.

Когда я поехал домой на Рождество, собралась вся семья, и это была последняя поездка домой перед окончательным освобождением, которое должно было состояться примерно через пять недель.

3 февраля 2015 года

Нужно было уладить несколько формальностей, и я хотел убедиться, что не уношу из тюрьмы ничего не принадлежавшего мне. Важно было подготовить все бумаги, необходимые для освобождения, чтобы не задерживаться в тюрьме по какой-нибудь бюрократической причине. Мне сообщили, что согласно статье в тюремном законе я мог получить деньги за каждый проведенный в тюрьме день после назначенной даты освобождения, но меня это не интересовало.