Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

– Ну да, он настолько противный, что отпугивает даже микробов, – фыркает Руби.

Хорошо, что никакому гриппу не сломить ее дух.

Четверг, 1 января

Проснувшись, обнаруживаю, что Руби утром все-таки заставила себя пойти на работу. «Было столько дел, я и забыла, что болею», – сообщила она мне позже.

Весь день смотрю черно-белые фильмы и размышляю. Не знаю, сколько еще смогу это выносить. Я не имею в виду черно-белые фильмы – их я могу смотреть бесконечно, – я о работе. Весь мой выходной омрачен перспективой завтра снова тащиться туда. На работе время так и летит: часы сливаются в дни, дни – в недели. Но стоит мне притормозить, и возникает мысль: неужели ради этого я учился? Теперь, попробовав, я все еще хочу быть врачом? Месяцы будут и дальше сливаться в года, и, сам не заметив, я стану консультантом, как мистер Баттеруорт (точнее, надеюсь, не как он). Я вполне могу однажды проснуться и осознать, что отдал этой профессии лучшие годы жизни, но при этом не понимать, что получил взамен. Даже не знаю, готов ли пожертвовать столь многим.

Смотрю очередной черно-белый фильм с немудреной фабулой, задуманной специально для поднятия настроения людям, пережившим войну. Мир там тоже черно-белый: есть хорошие вещи, есть плохие, и ничего посередине. Обязательный хэппи-энд. У персонажей все хорошо, они преисполнены твердого, неискоренимого оптимизма. Никаких карьерных кризисов. Хотелось бы мне, чтобы жизнь действительно была такой, хоть иногда.

Пятница, 2 января

– Остался один месяц! Ровно 31 день, и мы отсюда уйдем. Еще совсем чуть-чуть! – воскликнула Руби, входя в двери переговорной на утреннюю летучку хирургического отделения. Она не знала, что остальные участники уже собрались и сидят за столом. Все с неодобрением уставились на нее.

– И кто считает? – поинтересовался мистер Грант.

– Мы, – хором, не скрывая радости, отозвались мы с ней.

Суббота, 3 января

Сегодня у нас с Руби случился разговор по душам. Не о ее отношениях с Любимчиком Домохозяек, которые мы в своих беседах старательно избегаем. О нашей работе. Я не имею в виду обычное обсуждение пациентов или дискуссию о том, как правильно дренировать плевральную полость. Мы решали, хотим заниматься этим дальше или нет. Я сказал, что не уверен, что хочу посвятить медицине свою жизнь.

Оглянувшись на прошедшие 5 месяцев, я вдруг испытал страх: что если это и означает быть врачом? Никакой героики, никакого гламура, никаких съемочных групп. Только бесконечный поток больных, которые вторгаются в твою жизнь и пропадают, либо выздоровев, либо умерев. Сплошная рутина. Одновременно я попытался вспомнить, как раньше представлял себе работу врача. Я точно знал, что она трудная, знал, что мне будет тяжело, что я буду уставать, но не представлял, какие буду испытывать при этом чувства. Не представлял, каково это – никогда не иметь времени на то, что тебе нравится, не иметь возможности куда-то пойти или что-то сделать, потому что ты либо на работе, либо отходишь после нее. Не знаю, свойственно это только медицине или любой профессиональной деятельности. Но теперь, когда первый шок от знакомства с работой врача у меня прошел, я задаюсь вопросом: и это все? Я никогда не был столь наивен, чтобы предполагать, что медицина – дорога, усыпанная розами, но все же не думал, что в них будет столько шипов.

Этим утром Руби сказала, что хочет уйти, что ей не нужны бесконечные стрессы и проблемы, и что она устала постоянно уставать. Подозреваю, что причина ее сомнений – это больше отношения с мистером Грантом, нежели настоящий карьерный кризис. И все равно, меня поразило, что Руби заговорила так. На работе она выглядит очень уверенной и компетентной. Наблюдая за ней, я понимаю, что, хоть она этого и не признает, ей нравится больничная нервотрепка. Нравятся стрессы, ритм, физическая усталость. Она слишком хорошо справляется с ними, чтобы действительно хотеть все бросить. Слишком упрямая, Руби никогда не позволит, чтобы подобные вещи взяли над ней верх. Для нее это будет поражением, а Руби не терпит поражений.

Но я смотрю на ситуацию по-другому. Пока Руби возмущается, что с ней обращаются, как с рабыней, никогда не признают ее заслуг, что мистер Грант относится к ним с Льюисом как к недочеловекам, я сижу и представляю себе другую работу – без стрессов, с девяти до пяти, с болтовней вокруг кулера. Мне хотелось бы думать, что в больнице меня держат пациенты, но это не так. Я учился 6 лет, и хотя сейчас мне ясно, что любая натренированная лабораторная крыса могла бы справляться со многими моими обязанностями гораздо лучше, ничего другого я просто не умею. И от этого мне еще печальней. Стоит ли отказываться от своей профессии, даже если очень этого хочешь?

Понедельник, 5 января

У нас кризис. Перенаселение. До этого больница некоторое время уже работала с полной загрузкой. Приходилось тяжеловато, но ничего из ряда вон выходящего. И тут, незадолго до Рождества, что-то произошло. Пара недель морозов, и мы «затрещали по швам». Казалось бы, зимой люди всегда болеют чаще, зима (как это ни удивительно) всегда приходит в одно и то же время, так почему нельзя подготовиться заранее? Но нет, больничные управленцы, обычно попивающие латте и где-то выступающие с презентациями в PowerPoint , только сейчас вдруг решили заглянуть в отделения, чтобы найти способ повысить нашу эффективность.

Условие задачи: имеются больные, дожидающиеся коек в приемном, и есть койки в самой больнице. Единственная сложность в том, что койки в больнице уже заняты другими пациентами. Мое решение: нанять больше медсестер, чтобы увеличить количество коек, и тем самым положить кризису конец. Логично, так ведь? Вместо этого кто-то счел, что гораздо лучше будет оставить прежнее количество коек, дополнительно нагрузить персонал и заставить врачей в приемном как-то маскировать проблему. Больничный менеджмент думает только об одном: о рамках. Последние рамки, которые поставили приемному: ни один пациент не должен задерживаться там дольше, чем на четыре часа (вот бы это относилось и к докторам тоже!). С той минуты, когда человек вошел в двери, начинается гонка: его надо опросить, осмотреть, взять анализы, оценить результаты и принять решение – оставить в больнице или отправить домой.

У мистера Ратмана, которого я сейчас осматриваю, довольно непростой случай, и мой консультант обеспокоен, поэтому я назначаю кучу анализов, чтобы выяснить, что с ним такое. Часики, однако, тикают: остается всего 50 минут.

– Переведу его в палату наблюдения, – решает менеджер, следящий за мной, словно ястреб, все дежурство.

Палата наблюдения – это что-то вроде зала ожидания для тех, кого уже осмотрели и кто ждет, пока освободится койка. Этакое чистилище для пациентов. Пока у нас нет результатов анализов, и мы не знаем, что с ним, переводить сюда мистера Ратмана нельзя. В приемном отделении за ним ухаживают лучше. Но менеджера гораздо больше волнует, как будет выглядеть в конце месяца кружок диаграммы на компьютерном экране.