Макс Пембертон - Доверьтесь мне. Я – доктор

Пятница, 7 мая

Мне приходит письмо. Оно из госпиталя, где я проходил собеседование. Мгновение я просто держу его в руках. Меня охватывает нервная дрожь. Я и правда хочу эту работу, несмотря ни на что. Возможно, мне просто хочется получить предложение , а потом я все равно уйду в управленческие консультанты. Я до сих пор не знаю, как поступить. Однако понимаю, что, если открою письмо и предложения в нем не будет, выбор будет сделан за меня. Я позвоню Саймону и соглашусь. Сейчас я на распутье. Итак, открываю письмо.

«Мы рады вам предложить…»

Дальше я даже не читаю. По телу прокатывается волна облегчения. Это что-то да значит, верно? Если бы я почувствовал разочарование, то понял бы, что не хочу оставаться. Понял, что хочу уйти. Но этого не произошло. Я сижу за кухонным столом и усиленно размышляю: оставаться или уходить? Потом смотрю на часы. Я уже опаздываю. Хватаю сумку и выскакиваю за дверь. Письмо спрятано у меня в кармане, как талисман.

Суббота, 8 мая

До этого момента вечер был просто прекрасный. Но вот пришла она и все испортила. Я смотрю, как она разговаривает с моими друзьями на другом конце стола, и встаю под тем предлогом, что хочу заказать напитки. Уверен, что она меня не узнала, но рисковать все же не стоит. С безопасного расстояния оглядываюсь и смотрю на нее: она не изменилась. Кокетливо склоняет голову набок и задорно улыбается. В своем деле она хороша, тут ничего не скажешь. Естественно, они купились. Этого следовало ожидать. Получив желаемое, она уходит назад в ночь. Я возвращаюсь к столу.

– Куда ты подевался? – спрашивает один из моих друзей, засовывая кошелек обратно в карман брюк.

– Сколько ты ей дал? – с улыбкой интересуюсь я.

– Кому? Той девушке? Пять фунтов. А что? Ты ее знаешь?

Я снова улыбаюсь.

– Да, я ее знаю. Это одна из моих пациенток, – отвечаю ему, пристыженный тем, что не нашел в себе сил остаться на месте, пока она была здесь.

– Ну, тогда ты не очень преуспел с лечением, скажем прямо, – вмешивается еще один наш друг, – выглядит она неважно.

Он прав, но есть пациенты, которых невозможно вылечить, потому что их проблемы уходят слишком глубоко. Моим друзьям, среди которых нет врачей, этого не понять.

– Но чем-то же вы можете ей помочь? – спрашивает третий.

Все дружно кивают: «Да-да, ей нужна помощь». Но когда речь идет о Джине, помощь – понятие расплывчатое.

Джина поступила к нам, когда я работал в хирургии: у нее развились абсцессы в паху, куда она колола наркотики. Мы ее подлатали и отправили восвояси.

– У нее была ужасная жизнь, она рассказала, – говорят мои приятели. – Представляешь, ее отец убил ее мать, а дом, где они жили, отобрали за долги, и теперь она живет на улице.

– Это неправда, – отвечаю я, сожалея о том, что разбиваю их иллюзии.

Самое странное, что настоящая жизнь Джины куда страшней любой истории, какую можно придумать, и все равно она не рассказывает людям правду, чтобы добиться от них сочувствия и денег. Возможно, эта правда слишком болезненная, и ей не хочется наживаться на том, что причиняет ей столько страданий. Реальность такова: ее родители живы, но они, вместе с другими членами семьи, подвергали Джину и ее брата сексуальному насилию с трех лет. В тринадцать она забеременела от собственного отца. Дед, который тоже насиловал ее, узнав об этом, избил Джину, да так, что у нее случился выкидыш. Он сломал ей челюсть, и она ослепла на один глаз. Через год Джина сбежала из дома и с тех пор живет на улице. Сейчас ей около тридцати. Помимо нищенства, она занимается проституцией, зарабатывая себе на крэк. Мужчины, с которыми она спит, обычно такие же насильники, обращаются с ней крайне жестоко. Она не раз попадала в приюты, но ее всякий раз выгоняли за нарушение правил. Десятки раз Джина пыталась покончить с собой. Она регулярно оказывается у нас в отделении скорой помощи. Ах да, еще у нее шизофрения и ВИЧ.

За столом воцаряется молчание. Все таращатся на меня. Да уж, повеселил так повеселил.

– Какой кошмар! – выдыхает кто-то. И на этом все.

Но настоящий кошмар заключается в том, что после того, как мы сменили тему, настроение у всех снова улучшилось, и мы продолжили болтать и смеяться, наслаждаясь вечером. Я увидел Джину, стоящую на другой стороне улицы: мужчина, видимо, ее сутенер, наорал на нее, и она залезла в машину к клиенту. Насилие, от которого она страдает всю свою жизнь, продолжается. Я думаю о том, как один человек может издеваться над другим, как жестокое обращение с детства преследует Джину и как оно стало для нее единственной понятной формой контакта.

– Ты в порядке, Макс? Ты какой-то тихий, – спрашивает меня один из друзей. – Переживаешь из-за работы?

– Вроде того, – отвечаю ему, наблюдая за тем, как машина увозит Джину прочь. – Следующий круг за мой счет, – объявляю я, поднимаясь и идя к бару.

Понедельник, 10 мая

– Его жена беременна, и он не собирается ее бросать, – говорю я и закрываю глаза.

Слишком долго я тянул, она обязана знать. Я жду, когда Руби бросится в атаку.

Тишина. Открываю глаза обратно. Руби стоит у кухонной раковины, уставившись в пространство.

– Откуда ты узнал? – спрашивает она. Похоже, поверила, вопреки моим ожиданиям.

– Мне Льюис сказал. А ему доктор Палаши. Мне очень жаль.

Руби присаживается за стол.

– Я подозревала что-то в этом роде, – говорит она, – в последнее время он вел себя странно.

– Мне очень жаль, – повторяю я, не слишком хорошо представляя, как действовать в подобных случаях.

По-моему, легче сообщить кому-то, что у него рак, чем рассказать, что возлюбленный – обманщик и предатель.

– Ты уверен, доктор Палаши так сказал? – тихонько переспрашивает она.

– Совершенно уверен. Вряд ли он стал бы такое придумывать, правда?

Думаю, не стоит сейчас рассказывать ей, что вся больница в курсе традиции Любимчика соблазнять своих интернов женского пола.

Руби молчит еще пару минут, в глубокой задумчивости.

– Что ты будешь теперь делать? – спрашиваю я, опасаясь, как бы Любимчик сам теперь не оказался в реанимации.

– Понятия не имею, – равнодушно отвечает она, – знаешь каких-нибудь подходящих молодых холостяков?

Среда, 12 мая

– Мне надо тебе кое-что показать, – объявляет Алебарда.

Если бы это сказала любая другая медсестра, я бы обрадовался. В данном случае я, скорее, жду, что мне предъявят какую-нибудь гадость. Иду за ней следом к постели мистера Кирожака. Он только что поступил из дома инвалидов, где живет уже давно. У него респираторная инфекция. Пару лет назад он перенес удар и не может сам себя обслуживать. Его надо мыть и кормить с ложечки. Алебарда раздергивает шторы вокруг его кровати. И откидывает одеяло.