Карлос Гонсалес - Подарок на всю жизнь. Руководство по грудному вскармливанию

Есть испанская пословица, которая гласит: тот, кто делает, что может, говорит, что знает, и дает, что имеет, — тот не обязан делать более ничего. Однако чувство вины не подчиняется логике; и Беатрис считает себя вноватой в том, что у нее была неверная информация (вместо того, чтобы обвинить тех, кто ее неправильно информировал): «Я мама месячной девочки, которая находится на смешанном вскармливании, потому что в свое время у меня не было ясной информации».

Может ли человек перенести неожиданное несчастье и чувствовать себя не пострадавшим, а виноватым? Матери — могут. Так, Ибоне чувствует вину за перенесенную депрессию: «Меня мучает чувство вины за то, что я не дала дочке спокойствия и радости, нужной каждому младенцу, особенно новорожденному; не знаю, не подействует ли это на ее характер, на нервную систему или на развитие в целом».

Верно и то, что неоправданное чувство вины — один из симптомов депрессии. Настоящая послеродовая депрессия бывает относительно редко; но многие женщины страдают от легкой ее формы, которую еще называют бэби-блюзом.

Матери умудряются чувствовать себя виноватыми не только потому, что делают что-то не так, но еще и за то, чего не делают, за то, что делают совсем другие люди, и даже за то, что делают совершенно правильно. Так, Юлию столько критиковали за то, что она не спускает ребенка с рук и этим его портит : «Под влиянием всех этих людей я даже начала чувствовать себя виноватой в том, что слишком сильно его люблю».

Если матери чувствуют вину почти за все, что удивительного в том, что они чувствуют вину и за то, что не кормят грудью? Лаура даже считает себя виноватой в том, что грудью как раз кормит: «Не лучше ли прекратить кормить, хоть мне самой и не хочется, потому что бедная девочка иначе впитывает с молоком все мои нервные срывы, депрессию, так что я ей и пользы-то никакой не приношу таким молоком?»

Или вот Изабель, которая продолжает кормить ребенка по требованию, хотя педиатр сказал ей, что грудь следует оставить всего в объеме двух кормлений в сутки: «Надо сказать, я чувствую себя немного виноватой, что не слушаюсь педиатра».

Монтсе, которая берет ребенка к себе в постель, если он плачет по ночам, очень рада, что ей попалась моя книга «Целуйте меня!»: «Прочитав вашу книгу, я уже меньше чувствую себя виноватой» . Вот проклятое слово!

Но хвалиться мне нечем; я прекрасно отдаю себе отчет, что другие матери, которые давали своему первому ребенку прокричаться, прочли ту же мою книгу и — испытали чувство вины…

Почему все вокруг стараются оградить нас от чувства вины за некоторые вещи, но только за них? Тот же педиатр, который в жизни бы не произнес: «Если вы не кормите грудью, ребенку не будет хватать иммуноглобулинов» (что чистая правда), ничуть не колеблется сообщить: «Если вы не даете ребенку мяса, ему не хватит железа» (что является правдой лишь отчасти) или даже: «Если не давать ему фруктов, ребенку не хватит витамина С» (хотя это совершенно не так).

Если вы при родственниках скажете: «Я чувствую себя виноватой, что так рано отдала ребенка в садик», почти все постараются успокоить вас: «Не волнуйся, им в садике так хорошо!» Но если вы решитесь сказать: «Я чувствую себя виноватой, что ребенок спит с нами в одной постели», то кто ответит вам: «Не волнуйся, в родительской постели детям хорошо»? Некоторые матери, кормящие смесью, огорчаются при чтении статей о преимуществах грудного вскармливания; но эти статьи, по крайней мере, не обращены лично к ним, и всякий волен не читать их, если не хочет. Напротив, если мать кормит грудью два года, для нее велика вероятность столкнуться с очень личными негативными комментариями, порой откровенно враждебного или оскорбительного характера — из уст родственников, друзей или даже медицинских работников.

Разумеется, я не утверждаю, будто мы, сторонники грудного вскармливания, по определению люди более вежливые и милые. Кормить дольше года или спать вместе с ребенком считается проявлением экстравагантности, свойственной людям странным. Некоторые люди милы и вежливы от природы, они уважительно относятся как к большинству, так и к меньшинству, как к тем, кто мыслит так же, как они, так и к тем, кто думает по-другому. Но многие лишь изображают уважительное отношение к окружающим. Такие люди обычно скромны с сильными, но грубы с теми, кто слаб. Они пугаются, ощущая себя в меньшинстве, но смелеют, чувствуя за спиной многочисленных единомышленников. Через несколько десятилетий, если процент кормящих женщин продолжит расти, может статься, что матерей, которые грудью не кормят, начнут критиковать в лицо. Надеюсь, что вы, дорогая моя читательница, в этом участвовать не станете.

Я подозреваю, что порой, прилагая все эти усилия, чтобы матери не чувствовали себя виноватыми, мы достигаем ровно противоположного результата. Вот представьте, например, что вы попали в автомобильную аварию и что ваш трехлетний сын при этом сломал руку. Какой из следующих комментариев вызовет у вас максимальное чувство вины?

• Как, руку сломал? Бедняжка! Надеюсь, он скоро поправится.

• Ты не должна чувствовать себя виноватой. Я тоже много раз возила ребенка без автокресла. Вот увидишь, все заживет без последствий; что бы кто ни говорил, в наше время нет ничего страшного в том, чтобы сломать руку. А носить гипс детишкам даже нравится.

Дело в том, что если мать хотела кормить грудью и по какой бы то ни было причине не смогла это делать, она не может чувствовать себя хорошо. Нелогично ощущать вину, пострадав от отсутствия информации, отсутствия помощи или просто от невезения. Но столь же нелогично чувствовать себя хорошо, когда хочешь чего-то и не можешь этого достичь. Мы не бываем рады, провалившись на экзамене, будучи вынужденными заплатить штраф или просто попав под дождь, когда собирались поваляться на пляже. А кормить грудью — нечто куда более важное; это нечто особенное, такое, что мать хочет сделать для своего младенца, потому что думает, что это для него самое лучшее, к тому же это часть ее сексуального цикла, часть ее жизни.

Для многих женщин завершение кормления отмечено скорбью, подобной той (хотя, разумеется, более легкой), что вызвана смертью любимого существа. Мне встречались матери, которым грустно, когда ребенок отлучается в полтора года или в четыре; матери, которые чувствовали, что утратили нечто важное, что больше уже не вернется. Хотя речь шла об отлучении, которого ждали, к которому они, возможно, сами стремились, и которое подготавливали. Тем не менее в результате им было грустно. Почему же не должна грустить та, что отлучает младенца от груди в первые же недели, против воли, после множества приложенных усилий и многих страданий?