Чарльз Грабер - Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями

– В июле мне сказали, что в Лос-Анджелесе будет конференция, и на нее приедет доктор Чен. Я всегда представлял этого доктора Чена, таинственного доктора Чена. ну, знаете, я представлял какого-нибудь ботаника в очках с тонкой оправой. А потом я с ним встретился, и это оказался настоящий Мистер GQ.

Джефф нашел Чена на удивление приятным и покладистым. Позже Чен привез Джеффа в головной офис в Сан-Франциско и показал ему лаборатории. Ощущения были примерно, как от шоколадной фабрики Вилли Вонки.

– Там у них на одной стороне висит вывеска E. COLI, а с другой – CHO, – рассказывал Джефф. – Я его спрашиваю: «А что такое CHO?» Он говорит: «Chinese hamster ovaries» («Яичники китайских хомячков»)! Потом меня привели к большому стальному баку. Он меня спрашивает: «Знаете, что это такое?» Я говорю: «Выглядит как пивоварня». Дэн говорит: «Да, только здесь варят не пиво, а белки».

Люди, разрабатывающие новые лекарства, чаще всего гении, не выходящие из лабораторий. Со стороны эти «спасители» человечества выглядят как обыкновенные чудаки.

Наконец, Джеффа познакомили с четырьмя учеными, которые помогли разработать лекарство и синтезировать белок 7.

– Я встретился с ними, они знали, кто я такой, и они все плакали, – говорит Джефф. – Эти ребята – гении, но они словно «идиоты-ученые», вообще не выходят из лаборатории.

После всей работы, вложенной в иммунотерапевтическое лекарство, после нескольких десятилетий, в течение которых иммунотерапия не могла спасти пациентов, они впервые увидели здорового человека, которого их усилия вернули с порога смерти.

– Все эти ребята – я не знаю, как они это все делают. Им постоянно отказывают, все, что они делают, проваливается, пациенты умирают. Можете представить себя на месте одного из них? Чен – онколог, он лечит меланому, всех этих пациентов, всех этих ребят. Можете себе представить?

Умирающий пациент очень зависит от своего врача. Тот может или вдохнуть в него надежду и подарить веру в чудо, или убить жестоким словом раньше, чем погубит болезнь.

Дэн Чен сделал для него кое-что, кое-что очень важное. Так что Джефф решил сделать что-нибудь хорошее для Дэна.

– Чен меня не знает – по крайней мере, не лично, только по инициалам из исследования. В общем, он не знает, что я связан с музыкой.

Джефф спросил Дэна, у которого есть дочь-подросток 8: «А какая у нее любимая группа?» Чен ответил, что она любит Imagine Dragons. Джефф с улыбкой вспоминает, как сказал ему:

– В общем, когда группа в следующий раз приедет в Сан-Франциско, я достану ей билеты, она пройдет за кулисы, а потом будет бросать воздушные шарики со сцены – это здорово! Она проведет лучшее время в жизни. Дэн сказал: «Спасибо». Я ответил: «Эй, спасибо, что спасли мне жизнь!»

Джефф уже чувствовал себя настолько хорошо, что практически стал жить прежней жизнью – даже ходил на баскетбольные матчи сына в школьном спортзале по выходным.

– Жена пошла со мной и говорит: «Смотри, знаешь, кто там в другом конце зала?» Я смотрю и глазам не верю: это К. Долбаный доктор К. В общем, я подхожу к нему и спрашиваю: «Эй, вы меня помните?» Он говорит, что нет. Я ему говорю: «Вы тот хрен, который сказал, что мне осталось жить пять месяцев!»

Я встретился с ним снова через полгода – наши дети-ровесники ходят в одну школу, так что он так или иначе меня бы увидел, и я снова к нему подошел. Я сказал ему… я просто обязан был что-то сказать. Я сказал ему: «Послушайте. Пациент прислушивается к каждому слову. К каждому слову. Вы сказали мне, что вам больше нечего мне предложить, что мне осталось жить пять месяцев, и мой мир оказался разрушен».

Еще Джефф вспоминал, что сказал ему другой врач, когда ему стало хуже, а на клиническое испытание записаться не удалось. Доктор Босберг знал о новых испытаниях иммунотерапевтического лекарства, он видел, насколько преображается организм, такого и представить себе было нельзя.

– Да, я не сумел записаться на то испытание, – сказал Джефф. – Но он сказал мне: «Продержись еще немного, вот-вот появятся новые лекарства».

Для 20Н года то был редкий, радикальный взгляд. Не все онкологи знали о том, что происходит в области иммунотерапии рака. В то время подавляющее большинство врачей знали об иммунном подходе к лечению рака только то, что в этой области было много ложных обещаний и неработающих вакцин. Джеффу повезло, что его лечил врач, связанный с клиникой «Анджелес», где работали онкологи, без пренебрежения относившиеся к иммунотерапии рака, и которая была заточена под клинические испытания. Но, с другой стороны, он попал туда только потому, что его рак вообще больше ни на что не реагировал. В этом смысле ему скорее не повезло.

Еще 50 лет назад рак считался болезнью стариков, о ней не задумывались молодые. Сегодня даже 20-летние не могут быть спокойны на этот счет.

Когда Джеффу было немного за двадцать, рак считался болезнью стариков, и он о ней не задумывался. Он был простым парнем, который выходил с очередного концерта в центре города; в ушах у него звенело, а в свете фонарей кружились снежинки. Мы не хотим быть слишком сентиментальными, но это беззаботное время действительно казалось вчерашним днем, как в песне. Он все еще помнит, как снежинки словно кружева засыпали его черную кожаную куртку, а потом быстро таяли. У него было сколько угодно времени.

– Просто подумайте обо всех людях, которые умерли, так и не дождавшись, – говорит Джефф. – Или просто не дожили до начала, или сдались, потому что врач сказал, что им конец, и больше ничего сделать нельзя.

На их месте мог оказаться он. Но не оказался. Почему?

Джефф не знает. Отчасти – потому, что ему повезло, отчасти – из-за силы воли, отчасти – из-за веры или чего-то подобного. А еще одна часть ответа началась более ста лет назад, на тех же улицах из молодости Джеффа, где нью-йоркский хирург в погоне за медицинской тайной отправился в иммигрантские трущобы, а вернулся с рецептом лекарства от рака.

В рамках современной западной медицины идея использовать собственную иммунную систему организма для борьбы с раком зародилась в конце девятнадцатого века благодаря 17-летней девушке по имени Элизабет Дашилл. Бесси, дочь священника со Среднего Запада, была милой и сдержанной. А еще она была очень близкой подругой единственного сына основателя Standard Oil, Джона Д. Рокфеллера-младшего. Насколько известно, романа между ними не было – Рокфеллер называл ее сестрой или родственной душой, – но их активная переписка и любовь к поездкам в каретах вдоль реки Гудзон так или иначе говорят о бурных юношеских чувствах, которые лишь усилились, когда они расстались летом 1890 года: Дашилл уехала из Нью-Йорка, чтобы пересечь страну на поездах 1.