Дмитрий Правдин - Байки бывалого хирурга [litres]

– Серега, не завидуй, а делай выводы. Ты только что собрался мужика с поносом на стол брать. Представляешь, что будет, если ты больного с дизентерией прооперируешь? Это же ЧП! Хочешь, чтоб отделение закрыли?

– Ну, сразу и закрыли? – Сергей с недоверием посмотрел на Орлова, но тот оставался серьезным и несколько даже суровым.

– Сергей, инфекционные больные должны находиться в инфекционном отделении, в закрытых боксах, чтоб других не заразить. Да что я тебе говорю, ты и сам все знаешь не хуже меня. – Орлов внимательно посмотрел на подрастерявшегося хирурга и, поправив на своей голове накрахмаленный колпачок, пошел в ординаторскую.

– Поглядим, поглядим, что там за дизентерия вылезет, – тихо произнес Сергей. Затем, постояв с минуту в пустом коридоре, развернулся и вернулся в палату, чтоб еще раз осмотреть горемычного пациента. Через час мужичка перевели в инфекционное отделение…..

Сумерки сгустились, перейдя в непроницаемую ночную темень. Только ярко мерцающие в вышине холодные звезды да тонкий, словно нарисованный, желтоватый месяц остались на лишенном облаков небосклоне и подсвечивали путь одиноким припозднившимся прохожим. В городке существовала небольшая проблема – проблема с ночными фонарями: они просто не работали почти все. Дневная жара уменьшилась, вялое колебание воздушных масс лишь слегка взбодрила смертельно уставшего доктора. Сидя на импровизированном сквозняке, Василий Яковлевич продолжал упорно корпеть над ненавистными бумагами. Так уж устроены хирурги: оперировать могут, не покладая рук, без сна и отдыха. А вот как возиться с бумажками, возникают вопросы. Хотя без грамотно заполненной документации сейчас никуда. И с этим фактом приходится мириться.

Добивая последнюю историю болезни, хирург Орлов уже предвкушал свое возвращение домой. Трое суток, проведенных в больнице, давали о себе знать. Василий мечтал скорее добраться до квартиры, принять душ и завалиться спать. Похоже, его желание совсем недалеко от реализации. Боже, как же это здорово чисто вымытому бухнуться на свежевыстиранные простыни. А то от этого продавленного дивана в ординаторской с его хиленькой больничной подушкой уже болят и бока, и шея.

Все! Поставив последнюю точку, Орлов машинально взглянул на часы: 21–30. Еще не так поздно, если не вызовут на работу, а он сегодня еще дежурный хирург на дому, то можно осуществить программу минимум: выспаться.

В больнице, где работал Василий Яковлевич, ночью дежурил всего один врач. Один врач на все отделения. Это мог быть кто угодно, так как дежурили все доктора, работающие в ней. Кроме, разумеется, главного врача и начмеда. Пару раз в месяц дежурил и Орлов. Сегодня службу тащил Борис Михайлович Вяземский – опытный невролог, причем неплохо разбирающийся и в остальных смежных дисциплинах. Он очень редко вызывал хирургов из дома. Справлялся сам. Мог и небольшую рану зашить, и гипс наложить, в случае чего. Как известно, в хирургии экстренная оперативная активность идет полосой: то густо, то пусто. Видимо, черная полоса завершилась. По крайней мере, пока Орлов возился с историями болезни, его ни разу никто не дернул в приемный покой.

Выключив свет в ординаторской, Василий Яковлевич закрыл за собой дверь, негромко позвал постовую дежурную сестру:

– Наталья Петровна, возьмите, пожалуйста, истории болезней.

– Вы все никак не можете уйти домой, – посетовала дежурная сестра, пожилая приятная женщина в тщательно выглаженном халате и колпаке, – трое суток в больнице. Как вы выдерживаете?

– Кому-то надо, – улыбнулся хирург, передавая ей увесистую бумажную пачку. – Как там послеоперационные?

– Василий Яковлевич, вы же десять минут назад их лично осматривали, – расширила от удивления глаза медсестра, принимая от едва державшегося на ногах доктора документы.

– Ой, точно, – хлопнул себя по лбу Орлов и еще раз улыбнулся, – забыл с недосыпу.

– Забыл, – буркнула себе под нос Наталья Петровна, – вы каждые двадцать минут их ходили смотреть.

– Забыл, ой, забыл. Надо идти спать. Все, я зайду прямо сейчас на «скорую» – пускай везут до дома, а то сам, чувствую, не дойду.

– Зайдите, Василий Яковлевич, Конечно, они вас отвезут…

– Ты где шлялся?! – с порога обрушилась на Орлова супруга. По ее разгневанному виду он понял, что назревает скандал. На ее симпатичном, но злом лице блуждала целая гамма противоречивых чувств.

– Я не шлялся, как ты выразилась, а работал, – почти не сопротивляясь, ответил Василий Яковлевич.

– Трое суток работал?! – не унималась жена. – По бабам, поди, шлялся?

– Виля, по каким бабам? Окстись! Не знаешь, кем твой муж работает?

– Я-то знаю, кем мой муж работает, а вот ты знаешь, что дома происходит?

– Послушай, Виолетта, твое это сидение дома явно не идет на пользу. Вышла бы уже поработала, а то от скуки у тебя скоро галлюцинации начнутся.

– Ты считаешь, что я бездельница, да? – поджала бескровные губы Виолетта. – Ты у нас один только работаешь, а я на твоей шее сижу, да?

– Виля, не начинай, я смертельно устал и хочу спать.

– Устал он. Все ясно: нагулялся на стороне, а семья по боку.

– Виля! Перестань! Пожалуйста! Ну как ты можешь так про меня говорить?!

– Могу, – сжала губы жена, и на ее глазах навернулись невольные слезы.

– В конце концов, ты могла бы позвонить, – растерялся Василий Яковлевич, он абсолютно не выносил женских слез, особенно своей супруги.

– Вася, ты забыл, что у нас телефон уже вторую неделю как отключили за неуплату.

– Да, да, – закивал он в ответ, пытаясь, стоя на одной ноге, в глубине прихожей, снять с другой прилипший к ноге туфель.

– На табуретку сядь уже, – тяжко так вздохнула Виолетта, незаметно смахнув слезы кончиком носового платка, и быстро принесла мужу с кухни табурет.

– Зачем она так на меня? – устало подумал Орлов, бухнувшись на табурет. – Ведь она на самом деле добрая.

Тут он вспомнил как в позапрошлые выходные они всем семейством отправились в гости к Платовым. Как по дороге возле городского рынка, гудевшего словно растревоженный улей из-за обилия желающих что-то купить и тех, кто пытался им что-то продать, они встретили необычайно некрасивую девушку. Можно сказать, страшненькую: молодая девчонка имела длинный острый нос, нависавший над верхней губой, маленькую, скошенную нижнюю челюсть. Когда она смеялась, обнажая крупные, как у лошади зубы, они плотным частоколом нависали над нижней губой. А ее большие, сильно оттопыренные уши не могли скрыть жидкие русые волосики на голове, наверное, специально давно не стриженые. Девушка шла рядом с приятной наружности парнем, который ей что-то взахлеб рассказывал, а она в ответ смеялась громким, озорным смехом. Причем проделывала она это настолько естественно, что вылезшие из-под верхней губы зубы ничуть не портили ее в этот момент.