Дмитрий Правдин - Байки бывалого хирурга [litres]

– Какой странный этот промедол? Неужели он на всех так действует, или только исключительно на меня? – думал Уваров, привычно вонзая тупой стеклянный наконечник от клизмы в очередной волосатый зад. – У меня сейчас абсолютно нет чувства брезгливости, хотя раньше чуть не блевал, ставя эти ужасные клизмы. Все эти окружающие меня изнуренные алкоголем и старостью придурки, что томятся в очереди перед клизменной комнатой, теперь кажутся такими милыми душками. И еще чуть вот не отдал зарплату этому тупому неудачнику Пахомову. Даже назвал его «дружищей». А какой он мне друг? Тот только и думает, как бы побольше денег отхватить, никакого в нем эстетизма нет. – Толик оторвал взгляд от очередной малопривлекательной задницы и посмотрел на напарника, – ты вот, давай, навались на учебу, почаще ходи на лекции и занятия, запишись в СНО. А чего ныть-то. Папа у меня профессор, ну и что? Я сам себя ваяю, вот опорожняю чужие кишечники не из-за папы же, а чтоб самому все прочувствовать, каково это себя ощущать в шкуре медбрата. Клизмами, знаешь, приличных денег не заработаешь. А хороший врач должен все знать и все уметь делать, в том числе и работу среднего медперсонала.

Без особых проблем Толик скоренько так разрулил длинную очередь перед клизменной. Закончив оперировать с кружкой Эсмарха, он бодрым шагом направился в процедурку, чтоб помочь с уколами, засыпавшему на ходу Пахомову.

Сергей спал в процедурном кабинете прямо сидя за столом, подложив под кудлатую голову обе руки. Видимо, когда набирал в шприцы пенициллин, тогда силы окончательно и покинули его. Крепкий сон сморил дежурившего вторые сутки подряд парня. Теперь он похрапывал прямо на рабочем месте. Пуская тягучую слюну на руку, не замечая вошедшего в процедурку Толика. Уваров благородно не стал будить парня, а сам живо набрал в шприцы антибиотики и отправился по палатам.

Вот подошло время вечернего обезболивания. Толик нашел хирурга Семеныча, без особых проблем взял у него ключи от сейфа и отправился колоть промедол. Увлекшийся в это время просмотром очередного футбольного матча, транслировавшегося по телевизору, дежурный доктор не удосужился проконтролировать медбрата. Толик всем внушал истинное доверие, а Семенычу особенно: как-никак профессорский сынок.

Толик вприпрыжку рванул к сейфу. Пахомов по-прежнему крепко спал на столе, не меняя позы, и не замечал происходящего вокруг. Набрав шесть шприцев с промедолом, Толик разложил их в лотке и отправился по палатам. К его огромному удивлению на сей раз никто из больных отказываться от назначенных обезболивающих им уколов не собирался. Вкусившему запретный плот медбрату стало не по себе. Ведь он рассчитывал разжиться минимум еще тремя кубиками замечательной жидкости. В кармане оставался всего один миллилитр промедола, слитого еще утром. Что же делать?

Решение пришло само собой. Один из прооперированных больных попросил его обезболить промедолом в одном шприце с анальгином.

– Так сильней и дольше действует, – прокомментировал свою просьбу пациент, перенесший позавчера резекцию желудка. – Мне Семеныч так рекомендовал, он же меня и оперировал. Говорит, пускай тебе в одном шприце промедол и анальгин наберут. Если не верите, то спросите у него сами. Семеныч как раз сегодня дежурит.

Эврика! – про себя воссиял Толик. – Разумеется, анальгин! Как же я сам-то сразу не сообразил. Кто там станет проверять, сколько я промедола в шприц набрал – один миллилитр или половину? Ведь недостающую часть легко восполним анальгином. Его-то у нас как раз полным-полно.

Осененный тривиальным решением окрыленный Толик, естественно, ни к какому Семенычу не пошел, а выйдя из послеоперационной палаты быстрыми шагами направился прямиком в процедурный кабинет. Озираясь на спящего за его спиной Пахомова, он на скорую руку слил в свой заветный пузырек с каждого шприца по половине кубика наркотика и затем развел обычным анальгином. Теперь у сообразительного малого в кармане покоился пузырек уже с четырьмя миллилитрами так полюбившейся ему чудесной жидкости.

Как и ожидал Уваров, никто из прооперированных больных не заметил подмены. Отрубившийся напарник Пахомов и вовсе не в счет. Старый доктор Семеныч, что так бесславно уснул перед работающим телевизором, остался в неведении о проделках профессорского сынка. Утром таким же макаром, без зазрения совести, обнаглевший Толик дополнительно похитил еще три кубика промедола. И все шито-крыто…

С того самого дня он теперь шел на свои дежурства, словно как на праздник. Уваров вошел в раж и уже не мог остановиться, довел свою методику похищения промедола до совершенства. Теперь он уговаривал отказывающихся от уколов больных приять дозу обезболивающего препарата, содержащего наркотик. Виртуозно сливал уже не половину, а добрых три четвертых миллилитра лекарства, разбавляя его всегда неизменным анальгином. Ведь на самом деле в сочетании с анальгином промедол значительно усиливал свой обезболивающий эффект. Хотя, возможно, и срабатывало эффект плацебо. По крайней мере, никто из больных ни разу не пожаловался на него, что его неадекватно обезболили.

Со временем Толик настолько уверовал в своей безнаказанности, что воровал наркотики, почти не таясь. Придя на работу, первым делом начинающий наркоман высматривал в назначениях, кому на сегодня назначен промедол. Все равно его постоянный напарник Пахомов вечно опаздывал на смену.

Быстренько прикинув, сколько он сможет слить, Толик загодя готовил пузырьки из-под пенициллина. Иной раз удавалось слить до десяти – пятнадцати миллилитров. Пару раз улов зашкаливал и за двадцать «кубиков». Все зависело от того, сколько пациентов прооперировали накануне.

Толик прекрасно понимал, что творит отвратительные, мерзкие вещи. Ему временами становилось очень стыдно за себя, был готов провалиться хоть сквозь землю, лишь бы не думать о своих гнусных поступках и их последствиях. Он поражался: как он – парень из хорошей семьи, человек с прекрасным воспитанием и образованием, спортсмен, гордость курса так быстро превратился в вора и наркомана. До этого Толик в жизни никогда ничего чужого не брал. Наоборот, мог снять с себя последнюю рубашку и отдать другу, если была такая нужда.

Как-то давно еще в розовом своем детстве Толик нашел на улице кошелек с двадцатью пятью рублями, огромной суммой по тем временам. Так он не стал ни есть, ни пить, пока не нашел хозяина. Вернее, хозяйку. Кошелек обронила их соседка по дому глубокая пенсионерка баба Глаша. Та пошла рано утром в магазин и на обратном пути по недосмотру выронила деньги из ветхой клеенчатой сумки, возможно, ее ровесницы. В ней швы от старости рассыпались, и кошелек через образовавшуюся дыру выпал в густую траву, что росла во дворе, недалеко от ее парадной. Когда старушка хватилась пропажи, прошло целых три часа. И все это время юный Толик Уваров ходил по двору и спрашивал у прохожих, кто обронил кошелек.