В Говалло - Парадоксы иммунологии

От чего же зависят столь удивительные восстановительные свойства эмбриональной печени? Выше уже говорилось о том, что все разновидности лимфоцитов берут начало из материнских для них стволовых лимфоидных клеток. Эти стволовые клетки впервые возникают у млекопитающих, в том числе и у человека, в самом древнем органе, защищающем развивающийся зародыш,- желточном мешке. Высокоразвитым организмам желточный мешок достался в наследство от далеких предков (самых ранних позвоночных — костистых и хрящевых рыб), у которых он служил для зародыша пищевым резервуаром. У млекопитающих зародыш питается иным образом, но желточный мешок появляется на короткий срок после оплодотворения уже для того, чтобы выполнить другое важное назначение: в нем зарождаются первые кроветворные и лимфоидные стволовые клетки. Уже на 3-й неделе внутриутробного развития у крошечнога эмбриона человека появляется печень, и сразу же по миниатюрным кровеносным сосудам сюда устремляются из отмирающего желточного мешка стволовые клетки. Зародыш, еще лишенный сердца и головного мозга, начинает продуцировать клетки для кровеносной и лимфоидной систем, его печень становится первой колыбелью, заботливым воспитателем иммуноцитов — предшественников всех Т- и Б-лимфоцитов. Именно поэтому перенос клеток эмбриональной печени восполняет недостаток стволовых лимфоидных клеток у детей с иммунологической недостаточностью.

Стволовые лимфоидные клетки из печени в конце концов поступают в костный мозг — орган кроветворения во всей взрослой жизни организма. Но еще до этого потомки стволовых клеток из печени выселяются в главные органы иммунной системы, чтобы дать затем начало огромной армии Т- и Б-зависимых лимфоцитов (рис. 12.). Наряду с предшественниками Т- и Б-клеток в печени содержатся стволовые клетки лимфоцитов — супрессорного действия. Есть все основания считать, что и во взрослом периоде жизни эти супрессорные элементы остаются присущими печени. Если это так, то многочисленные описанные нами выше наблюдения получают достаточно удовлетворительное объяснение. Да, трансплантаты, пересаженные в печень, находятся в окружении лимфоцитов-супрессоров, а потому они менее уязвимы для иммунной атаки. Да, тканевые экстракты из кусочков печени обладают противоиммунным действием, так как в них также содержатся супрессорные продукты. Да, добавление клеток печени к враждующим лимфоцитам приостанавливает иммунологическую войну, так как, по существу, в смесь попадают супрессорные клетки. Автору так и хочется объявить печень главным штабом депрессорной иммунологической системы. Но мы-то знаем, что лимфоцитов — этого главного исполнителя иммунных реакций — в печени нет. Лимфоцитов нет, но печеночные клетки, как мы это видели, способны незримо управлять защитными реакциями. Вполне резонно предположить, что этот орган осуществляет руководство иммунитетом по дистанционному принципу, за счет каких-то растворимых веществ, называемых сейчас медиаторами. И руководство это преимущественно супрессорного свойства.

Рис. 12. Схема расселения стволовых лимфоидных клеток и их потомков по органам иммунной системы

При удалении части печени у животных в крови резко увеличивается содержание иммуноглобулинов, а в селезенке во много раз возрастает число клеток, продуцирующих антитела. Более того, сыворотка крови таких животных при введении ее здоровым также вызывает мобилизацию иммунитета (а скорее, снимает с него сдерживающие ограничения). Не указывает ли и это на существование каких-то иммунорегуляторов печеночного происхождения? При воспалительных заболеваниях и токсических повреждениях печени врачи часто отмечают наступление аутоиммунных повреждений суставов, кожного покрова, сердца. Знаменитый врач древности Ибн Сина, известный нам под именем Авиценна, еще в начале XI в. писал в своих "Канонах врачебной науки": "Знай, что если ты ошибаешься при лечении печени, твоя ошибка перейдет на сосуды и затем на все твое тело". Выстроенные в ряд, все эти наблюдения свидетельствуют, что иммунологические раскопки печени могут увенчаться открытием такой "Трои", которая много расскажет о секретах биологической эволюции.

История медицины знает много примеров, когда биологически активные вещества описывали, а по сути открывали, задолго до того, как в прямом опыте удавалось выяснить их структуру и даже дать им энциклопедическое название. В 1880 г. русский педиатр Николай Иванович Лунин показал, что в коровьем молоке содержатся какие-то вещества, которые независимо от белков, жиров и углеводов необходимы для поддержания жизни. Только через 30 с лишним лет американский биохимик Казимир Функ описал формулу этих веществ и дал им громкое название витаминов (от "вита" — жизнь). В 1855 г. английский врач Томас Аддисон описал болезнь надпочечных желез, названную его именем. И лишь в 30-х годах нашего столетия работами Тадеуша Рейхштейна, кстати, ранее искусственно синтезировавшего витамин С, было выяснено химическое строение и биологическое действие главного гормона надпочечников — кортизона, нехватка которого и приводит к развитию "бронзовой болезни" Аддисона. Нобелевская премия 1950 г. нашла своего владельца.

Священность и непререкаемость экспериментальных данных общеизвестна. Однако еще великий Эйнштейн говорил, что основы науки закладываются не на эмпирическом, а на теоретическом уровне...

Среди тысяч людей сотни совместимы по антигенам эритроцитов (группам крови). Среди миллионов людей никто не совместим по антигенам лейкоцитов (групп тканей нет). Генетический алфавит. Связь букв этого алфавита с болезнями. Клеточные органы чувств — рецепторы. "Покажи мне свой рецептор, и я скажу, чей ты". Одноглазый Циклоп или двуединый Кентавр?

Что же это за таинственная индивидуальность, так зримо отличающая один организм от другого и в то же время связанная не с психическими свойствами или поведенческими реакциями, а с микроструктурами клеточного царства?

Каждому хорошо известно, что у разных людей неодинаковые группы крови, но все же людей со сходными группами крови подобрать совсем несложно. Однако и эта знакомая даже школьникам истина была не столь уж очевидной еще сто лет назад. Только в 1901 г. 34-летний ассистент Венского университета Карл Ландштейнер показал, что красные кровяные тельца — эритроциты в жидкой части крови — плазме других людей могут в отдельных случаях склеиваться в более или менее крупные сгустки — агглютинаты. Два антигена, обозначенные Ландштейнером заглавными буквами латинского алфавита A и B, и два вида антител к ним — анти-A и анти-B и определяют основные группы крови: A, B и AB. Несколько позже, в 1907 г. чешский врач Ян Янский открыл и четвертую группу крови, эритроциты которой не содержат антигенов А и В, но сыворотка склеивает эритроциты всех других групп крови (впоследствии эту группу стали называть первой). Чисто теоретические выкладки Ландштейнера были не сразу поняты практическими врачами, но в 1909 г. американец Р. Оттенберг предложил капельные пробы сочетаний плазмы крови с разными эритроцитами (или наоборот) считать показателем совместимости при переливаниях крови в клинике. Разразившаяся вскоре первая мировая война — эта травматологическая кровопролитная эпидемия апробировала и утвердила метод переливания крови в тысячах госпиталей.