Линда Окесон-Макгёрк - Не бывает плохой погоды [Как вырастить здоровых, выносливых и уверенных в себе детей: секреты скандинавской мамы (от фрилюфтслив до хюгге)] [litres]

Скорее всего, подобная терпимость к детским шалостям и желанию испачкаться уходит корнями в эпоху романтизма, когда природа воспевалась мыслителями и философами, такими как Жан-Жак Руссо, который открыто критиковал достижения цивилизации. Он спорил, порой бескомпромиссно, что людей с самой чистой душой нужно искать в примитивных сообществах, а не в цивилизованных. Чем дальше уходил человек от того, что он называл исходным «природным состоянием», тем сильнее морально разлагался. Считалось, что дети, которых цивилизация еще не сломала и не развратила, ближе к природе, и Руссо призывал удерживать их в «природном состоянии» как можно дольше.

В XX веке концепция близости детей к природе снова вошла в моду, и в Скандинавии игры на свежем воздухе в конечном итоге стали считаться символом детства. Детские книги, написанные в том числе всеми любимой шведской писательницей Астрид Линдгрен (самое популярное в США произведение – «Пеппи Длинный Чулок»), закрепляли в сознании общества мысль о том, что необузданные, свободные и не всегда чистые игры на свежем воздухе – это лучший вариант детства, какой можно себе представить. В книге «Мы все из Бюллербю», основанной на личных воспоминаниях Линдгрен о детстве, проведенном на юге Швеции в начале XX века, шестеро неугомонных ребятишек запускают в ручье кораблики из коры, пытаются прокатиться верхом на покладистом быке, устраивают кукольное чаепитие на пастбище, танцуют вокруг костра, прыгают по самым большим лужам и ходят по канавам, пока не наберут полные сапоги воды.

Идеалы из книг Линдгрен в значительной степени превалируют в Швеции и сегодня, ведь право детей «пачкаться, двигаться и черпать вдохновение в природе» составляет главный принцип шведских лесных школ и даже более традиционных учебных заведений. Опытный детский воспитатель и писатель Анн Гранберг емко суммирует этот подход, когда пишет, что «излишний порядок и чистота мешают игре. Детям нужно разрешать пачкаться в грязи, лезть в воду прямо в одежде, создавать беспорядок и шуметь. Они должны быть спонтанны, импровизировать и совершать необдуманные поступки».

Даже в языке прослеживается разница между Скандинавией и США в отношении к грязи. Шведский эквивалент английского слова shit («дерьмо»), которое практически везде в США считается одним из грубейших ругательств, – это skit. Вот только в Швеции оно, будучи синонимом слов «грязь» и «экскременты», вовсе не относится к числу ругательных. Проблема лишь в том, что, поскольку большинство шведов отлично говорят по-английски и любят американскую поп-культуру даже больше самих американцев, дети и взрослые в равной степени предпочитают английскую версию родного слова skit .

– Это все лишь «грязь»! Это не ругательное слово! – протестует моя мать каждый раз, когда я критикую ее за слишком громко произнесенное shit в очереди в продуктовом магазине у нас в Индиане, несмотря на мои неоднократные попытки объяснить ей, что здесь это слово считается ругательным и что ей следовало бы относиться к нему именно так.

Во время пребывания в Швеции Майя и Нора переживают обратный культурный шок.

– Один мальчик сегодня три раза произнес слово на «д»! – с негодованием сообщает Майя в один из первых дней в новой школе. – Я рассказала учительнице, и она его отругала, но потом он снова его говорил.

На следующий день та же история повторяется с другим учеником. Потом с третьим. Я объясняю Майе, что ее одноклассники могут не понимать, что в английском языке это слово очень плохое, и предлагаю ей поговорить с ними. Она объясняет, но не убеждает их. После очередной ее жалобы вопрос употребления слова на «д» доходит до самого совета школы – ежемесячного собрания всех учеников и учителей для обсуждения политики и текущих событий. Учителя еще раз подчеркивают, что ругательства в школе недопустимы, даже если они произнесены по-английски. Несколько дней после собрания дети стараются держаться в рамках приличия, но в скором времени все возвращается на круги своя. Майя начинает понимать, что ей в этом бою не победить. Видимо, некоторые культурные нюансы при переводе все-таки теряются.

Когда уроженка Северной Дакоты Аня Красневска записала свою дочь в датскую лесную школу, она не совсем представляла себе, чего ей следует ожидать. Первоначально Аня, прожившая несколько лет в Копенгагене, куда получил назначение ее американский муж-дипломат, склонялась к одной из международных школ, обычно выбираемых семьями экспатов. Но затем решила присмотреться к нескольким вариантам поближе к своему дому в престижном пригороде Шарлоттенлунд. Лесную школу ей рекламировали как место «в лучших датских традициях», где дети бо́льшую часть дня проводят на свежем воздухе в лесу и, что неизбежно, возвращаются домой грязными.

Впервые оказавшись в этой школе, она едва могла скрыть слезы разочарования.

– Когда я заметила ящики, полные грязных игрушек, выглядевших так, словно их выбросили за ненадобностью, мне сразу вспомнились детские приюты в разных частях света, где я работала волонтером, – рассказывает она. – Я всегда была либеральным родителем, но, увидев всю эту грязь, мне пришлось напомнить себе, что она не от запущенности, а от игр на улице.

Опыт Ани не уникален. Неподготовленного чужака скандинавская привычка играть в грязи может поставить в тупик. Эбба Лисберг Йенсен из Университета Мальмё, изучающая взаимоотношения человека с природой, убедилась в этом на собственном опыте, когда привезла подругу из Вьетнама в гости к представителям среднего класса, проживающим на юге Швеции. Как обычно бывает во время шведских застольных бесед, дети носились вокруг в потрепанных летних платьях, босые, чумазые и лохматые. Родители были уверены, что все идет как нельзя лучше, поскольку такая картинка вполне соответствовала их романтическим представлениям об идеальном детстве. А вот вьетнамская гостья не знала, что и думать.

– Она незаметно прошептала мне: «Почему дети так выглядят? Почему они босые и грязные? Почему эти люди не заботятся о своих детях?» – рассказывает Лисберг Йенсен. – И в этот момент я поняла, что ты, наверное, можешь позволить себе грязных, босых и небрежно одетых детей, только если их внешний вид не привязан к твоему социальному статусу.

Знакомая ситуация. Мы пришли на ужин к моей подруге Малин. Кроме нас, собралось еще несколько семей, и дверь во внутренний двор со стороны кухни и столовой открыта настежь, чтобы дети – примерно с десяток – могли свободно бегать. На улице моросит дождь, но детям нет до этого дела. В песочнице деловито орудует экскаватором четырехлетняя малышка, босая и в розовом платье в цветочек, уместном скорее на торжественном чаепитии, чем на грязевой вечеринке с соседскими детьми. Ее мама Эмилия лишь пожимает плечами.