Алекс Энкиду - Почему мы живем так мало? Почему мы живем так долго?

На основе фрагментарных наших знаний невозможно говорить о средней продолжительности жизни людей в древние времена. Все, что мы знаем, это средний возраст умерших в некоторый период. Представление о том, что «первобытные люди жили по 20 лет» является сильно упрощенным. Реальная картина была совсем иной.

Парадигма естественного отбора по Ч. Дарвину заключается в том, что большая часть всех изменений в геноме для чего-то необходима. Все изменения генома, которые закрепляются, ведут к положительному изменению организма. Эта идея господствует в науке до настоящего времени.

Однако, понятно, что случайные изменения генома крайне редко делают его лучше. Случайные мутации скорее бывают вредными, чем полезными. В конце 60-х годов 20 века появилась теория Мото Кимуры, которая говорила, что объяснить происходящее, можно, если предположить, что большая часть мутаций нейтральна, ни на что не влияет.

Биолог Георгий Базыкин из Принстонского университета утверждает, что свойства организмов оказываются законсервированными. Отбор, направленный на сохранение текущих свойств, гораздо более распространен, чем отбор, направленный на изменения, по той причине, что геном уже достаточно функционален, уже достаточно хорошо выполняет свою функцию. Поэтому, задача естественного отбора в ходе эволюции следить за тем, чтобы геномы не изменялись: они хорошо выполняют свою функцию и изменяться не должны. Сейчас уже финишировал глобальный проект «Тысяча геномов». Тысяча полных прочитанных генотипов людей. Через несколько лет их будет сотни тысяч, и это набор данных, который позволит увидеть, какие эволюционные мутации были полезными в недавней истории человека. Мы приходим к какому-то новому пониманию роли естественного отбора и его механизмах в эволюции. Возможно, тогда будет найден ответ на очень важный вопрос. Мы знаем, что единичные, какие-то конкретные, мутации являются адаптациями к тому или иному изменению среды, но для подавляющего большинства других, мы и близко не понимаем, к чему они адаптировали этот организм.

Итак, все началось с увеличения объема мозга и появления речи. На фоне генетической революции через мутации это привело к появлению эструса, т.е. готовности самки рожать в любое время. Это знаменовало сексуальную революцию. И началось: табу на инцест, родовые травмы, проституция, физическое и сексуальное насилие над детьми, уродование гениталий у мужчин и женщин, система договорных браков, сексуальное табу до женитьбы, отказ от грудного вскармливания, права наследования, классовое расслоение, касты и рабство, контрацепция, ритуальное убийство вдов, массовая психология фашизма. О некоторых причинах появления этих характеристик у человека можно прочитать у Джеймс ДеМео (James DeMeo’s) в книге «Saharasia Discovery and Research». Он изучил обзоры изменений климата за 6000 лет и человеческих миграций, и пришел к выводу, что все характеристики человека, сформированные в два основных типа поведения – мягкий матриархальный и жесткий патриархальный, – вызваны степенью жесткости климатических условий. Племена, подвергшиеся жесткому испытанию засухой, голодом и недостатком воды, организуются в агрессивные сообщества, подвергают своих детей жестокому обращению, истязают пленных и пришельцев, имеют армию и профессиональные касты жрецов.

Обезьяна или сыта и довольна, либо голодна и агрессивна. Она не знает, что такое счастье или несчастье. Человек может быть голодным, но счастливым. Человек способен подчинить всю свою деятельность одному высшему пределу – счастью. Внешние обстоятельства могут сделать счастливого человека несчастным, и – наоборот. Обезьяна гармонично встроена в структуру природной среды. Она не может быть душевнобольной, неврастеничной, безумной, одержимой абстрактной идеей, помешанной на какой-нибудь теории. Это все специфические особенности человеческого «Я».

За фасадом внешнего спокойствия и уравновешенности у современного человека скрываются подавленные порывы. Измененная человеческая сущность хранит в себе способность к более острым ощущениям. Человек способен к более высокой чувствительности. Эта гипертрофированная чувствительность есть способность к счастью и к несчастью. И так же как человек стремится к счастью, так же он стремится к несчастью. В широте от счастья до несчастья располагаются тысячелетние искания и заблуждения человечества. Предельное значение счастья человек устанавливает для себя сам. Понятие это меняются в разные эпохи. А, смерть во все века воспринималась человеком как абсолютное несчастье.

Смерть всегда связана со страданием живущих. Почему? Если смерть как таковая ассоциируется с пугающим действием, злым деянием, с чем-то, от чего надо бежать, то почему человек зачастую добровольно стремится к страданиям? В христианстве страдания всегда рассматривались как добродетель. Страждущий – это человек, имеющий особое благоволение Господа, потому что за достойное перенесение страданий Всевышний обещает вознаградить его, если не на земле, то за порогом смерти в блаженной вечности. А в буддизме страдание имеет еще большее значение. Страдание неразрывно связанно с самой жизнью. При этом причиной страдания буддисты видят в желаниях, влечениях, привязанностях ко всему, что относится к жизни. Это противоречие в буддизме разрешается понятием кармы. Понятие карма означает любое действие, или акт чего-то. Физический или вербальный. Карма – это любое действие, которое имеет пролонгированное следствие, или результат. В результате кармы появляется перевоплощение. А вот целью перевоплощений является полное избавление от страданий. Это возможно только в состоянии вне времени, вне бытия, вне ощущений, когда остается единственное чувство высшего блаженства. Но ведь это и есть счастье.

Что в христианстве, что в буддизме абсолютное счастье недоступно при жизни.

Умерщвление плоти, пост, уединение, наркотические и нейротические вещества; все служило для погружения телесного или внешнего человека в состояние пассивности и депрессии. И христианские мистики, и восточные йоги считали, что внешний человек не может постичь сущность бытия. Слова апостола Павла: «Чем больше умирает наш внешний человек, тем больше оживает внутренний»

Но, когда человек не способен уйти от жизни внешнего тела, не способен заставить страдать свою телесную оболочку, остается только одно – страдание от смерти близкого человека как единственное непрекословное, самодостаточное доказательство существования нефизической природы человека. Из всего этого, напрашивается далеко идущий противоречивый вывод. Получается, что чем комфортнее жизнь, чем больше возможностей для увеличения продолжительности жизни, чем больше людей ожидают простой «естественной» смерти, тем острее будет проявляться тайное стремление людей к различным искусственным рискам.