Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Оглядываясь назад, я просто сгораю от стыда и ужаса в связи с теми событиями, которые затем произошли в нашей квартире. Эти события – прекрасная иллюстрация наркотического безумия и того бессердечия, какое общество проявляет в отношении зависимых. Я не знала, что делать, когда, открыв дверь, поняла, что это не Лайна.

«Друзья» Лайны оказались сотрудниками Федерального Бюро по наркотикам из Лонг-Айленда, которые вышли на Лайну через ее школьного дружка, которому надо было кого-то подставить, чтобы избежать тюрьмы. «Друзья» настаивали на том, чтобы присутствовать при моей сделке с Лайной, но я отказалась от такой встречи. Дилер должен избегать сделок с незнакомыми людьми, и это хорошая тактика. Тем не менее мой телефонный разговор, в ходе которого я договаривалась с Лайной о встрече и отказывалась выйти для этого из дома, был записан. Отказавшись от совершения сделки вне дома, я избавила себя от продажи наркотика сотрудникам полиции. Лайну же обвиняли в продаже, а это намного более серьезное обвинение, чем то, которое грозило мне, несмотря на то что в торговле наркотиками я увязла гораздо глубже нее.

Лайна была милой студенткой-первокурсницей. У нее были крашеные в черный, как вороново крыло, цвет волосы и пирсинг на теле, но, по сути, это была совершенно наивная и неискушенная девочка. Ее друга и земляка арестовали, и, для того, чтобы получить более мягкий приговор, он должен был указать на дилера. Мишенью он выбрал Лайну. Я знала ее по тем временам, когда тусовалась в таких злачных местах, как «Ареа» или «Туннель». Золотые были деньки; тогда наркотики еще не завладели моей жизнью. По иронии судьбы, Лайна не употребляла наркотики, не была дилером и тем более зависимой. Иногда она покупала и перепродавала кокс, просто делая одолжение, как она считала, своему другу. Тогда я всего этого не знала, но к тому моменту, когда полиция ворвалась в нашу квартиру, она уже была арестована и сидела внизу, в полицейской машине.

Сразу же по прибытии двое полицейских вывели меня на лестничную площадку. Я была на взводе после инъекции демерола, меня трясло в лихорадке, я была совершенно ошарашена и сбита с толка. К тому же я была страшно испугана. Они сунули мне в лицо какую-то бумажку и сказали, что если я ее подпишу, то они меня не арестуют. Я совершила эту глупость, я подписала бумагу. До сих пор не понимаю, зачем я это сделала: наверное, на меня подействовала смесь страха, лихорадки, интоксикации, а возможно, и привычки принимать все, что мне говорят, за чистую монету. Помимо продажи наркотиков, это, пожалуй, самая большая глупость, какую я когда-либо совершала. Конечно же, они мне солгали, и я бы это поняла, если бы могла хоть немного соображать. Бумага оказалась согласием на обыск. Ордера на обыск у них не было. Если бы я не подписала это согласие, то, вероятно, вообще избежала бы уголовного преследования.

Полицейские ринулись в спальню. Там они обнаружили Мэтта, который в трусах сидел на кровати и развешивал кокаин. Кокса там было порядочно, не меньше килограмма. Ситуация, впрочем, была не типичной: большая часть этого запаса принадлежала крупному поставщику, который старался не держать кокаин у себя, опасаясь полицейского налета. В шкафчике рядом лежала стопка купюр – 17.500 долларов, которые принадлежали тому же дилеру. Я была настолько растеряна, что сама показала полицейским, где лежат деньги.

Агенты расхаживали по квартире, отпуская едкие замечания по поводу царившего в ней беспорядка. Они вели себя так стереотипно, что все происходившее казалось мне абсолютно нереальным. На одном мужчине с пистолетом была надета футболка с известной рок-группой. Он думал, что выглядит очень круто, хотя завсегдатаи фан-клубов считали такие футболки просто приманками для туристов.

Дальше все было еще чуднее. Мэтта, можно сказать, застукали на месте преступления с поличным, но он их совершенно не заинтересовал. Когда на меня надели наручники и выволокли из квартиры, он подумал, что меня похитили бандиты, прикинувшиеся полицейскими, потому что какие же полицейские выбросят крупную рыбу ради какой-то мелочи. Мэтт так и остался сидеть, раскрыв от удивления рот. Я сама была потрясена не меньше. Помню, что меня затащили в лифт, а потом мимо консьержа вывели на улицу. Оказавшись на улице, я вдруг ощутила невероятное облегчение; меня буквально захлестнуло чувство свободы. То, чего я опасалась больше всего, наконец произошло. Теперь мне не о чем было волноваться. Потом страх вернулся.

Следующие пять лет я почти непрерывно проигрывала в уме то, что случилось в тот день. Настоящее выздоровление началось только через два года после ареста, а после него зависимость только усугубилась. Конечно, у полиции есть свои законные аргументы в пользу наилучших способов борьбы с наркоторговлей, но нет сомнения и в том, что система уголовного преследования в этой сфере является неэффективной и даже вредной в отношении зависимых. Мой опыт – это одно из миллионов подтверждений моей правоты.

Из предыдущих глав мы уже поняли, что наркотическая зависимость не определяется физической зависимостью от определенного наркотика или желанием избежать абстинентного синдрома или просто одержимостью наркотиком. Если бы это было так, то борьба криминальной полиции с употреблением наркотиков и наказания за их употребление в конце концов увенчались бы успехом. Если бы вся проблема была в ломке, то гепатит или две недели в тюрьме или в любом другом месте, где у меня не было бы доступа к наркотикам, навсегда излечили бы меня от зависимости.

На самом же деле зависимость определяется употреблением лекарства или какой-либо навязчивой деятельностью вопреки негативным последствиям. Конечно же, «негативные последствия» – это словосочетание, не несущее нравственно нагрузки в характеристике всего спектра переживаний, воспринимаемых как наказание: но эти понятия являются в данном контексте синонимами. Другими словами, если бы наказание было эффективным инструментом борьбы с зависимостью, то она уже давно бы перестала существовать.

Задумайтесь хотя бы на минуту: зависимые люди продолжают употреблять наркотики, несмотря на утрату любимых, потерю работы, жилья, семей, детей, крушение надежд, а иногда и утрату частей тела. Я продолжала употреблять наркотики после того, как перенесла болезнь, от которой чувствовала себя так, словно меня отравили. Я упорствовала в употреблении наркотиков, несмотря на то что меня исключили из учебного заведения, попасть куда было мечтой всей моей жизни. Я продолжала употреблять наркотики, невзирая на опасность передозировки и заражения ВИЧ, и это после того, как я пережила передозировку и заразилась гепатитом. Я продолжала делать все это даже после того, как кокаин стал вызывать у меня манию преследования, дикий страх и ощущение близости смерти. Не все зависимые испытывают одинаковые мучения, но все зависимые проявляют навязчивость, независимо от содержания негативных последствий.