Петр Царфис - Записки военного врача

Но и без того живые контакты с московскими коллегами шли на пользу нам, а стало быть, и тем, кого мы спасали от гибели. Мы очень ценили мнение бауманцев о ряде хирургических операций, осуществленных в нашем госпитале, результаты которых они могли взвешивать полнее, чем мы. Причем их критические суждения радовали нас куда больше хвалебных: они, правда, не тешили душу, зато приносили больше пользы. Нам помогал и их позитивный опыт; в частности, разрабатываемые ими меры по предотвращению инвалидности в ряде таких ситуаций, где она считалась неминуемой, нашли успешное применение и в нашем операционно-перевязочном блоке, способствовали избавлению от увечий тяжелораненых.

Мост «Смоленск — Москва», он же «Москва — Смоленск», соединял нас по тем же принципам ж с несколькими другими столичными больницами, в том числе с 1-й Градской, принимавшей еще во время битвы под Москвой большое количество раненых (главным хирургом больницы был тогда профессор А. Н. Бакулев). Институт имени В. Н. Склифосовского, где главным хирургом являлся профессор С. С. Юдин, также на протяжении всей войны был связан с многими фронтовыми военно-медицинскими учреждениями и обслуживал большое число раненых.

Если в госпиталях работали военные специалисты, то в значительной части лечебных учреждений Москвы, особенно в 1942—1943 годы, оставалось только по три-четыре опытных хирурга, остальные были молодые врачи. В эти учреждения также поступало большое количество раненых. В операционно-перевязочных блоках молодые врачи работали сутками. Перед ними стояли трудные и сложные задачи.

В 1-ю Градскую больницу мы переправили большую группу тяжелораненых из Смоленска. При первичном осмотре молодой врач Г. В. Родыгина заподозрила у нескольких раненых позднюю газовую гангрену. Приглашенный ею для консультации старший хирург госпиталя доцент В. И. Казанский подтвердил ее предположения и сказал, что надо этим раненым сделать операции.

В одном из изоляторов молодые врачи организовали дополнительную операционную. Им в помощь дали опытную операционную сестру, и они стали под руководством Валерия Ивановича делать первую в своей жизни ампутацию бедра. Тогда было не до страха и долгих раздумий. Нужно было спасать людей от гибели. Операционная сестра обладала большим практическим опытом. Она помогала, также учила. Такими в то время были первые самостоятельные шаги молодых врачей в хирургии.

По инициативе профессора Александра Николаевича Бакулева в одном из корпусов 1-й Градской больницы еще вначале войны был создан нейрохирургический эвакогоспиталь № 5012 для раненных в череп и позвоночник. Александр Николаевич стал научным руководителем этого госпиталя, а ведущим хирургом — ученица профессора С. И. Спасокукоцкого А. М. Джавадян.

Работа здесь, как и в других больницах и госпиталях, была напряженной. Все находились на казарменном положении и только изредка получали увольнительную в город. Это считалось праздником.

Под руководством профессора А. Н. Бакулева и А. М. Гринштейна врачи проводили сложные нейрохирургические операции. Они научились обследовать и оперировать раненных в череп, позвоночник, периферические нервные стволы. И всюду как-то само собой, исходя из общих гуманистических устремлений, одинакового понимания долга перед ранеными, перед народом, развивались эффективные товарищеские взаимосвязи, содействующие прогрессу медицинской службы на фронтах.

Трудолюбие и совестливость наших военных медиков, иными словами, высокая их порядочность в наиболее полном и точном своем понимании — советском, социалистическом — находила на войне множество различных выражений. Все они в конечном счете сводились к сердечной заботе о людях, которые защищали Родину, готовности помогать им, не щадя себя.

В зените боев, завершившихся освобождением Орши и Витебска, превращенных нацистами в крупнейшие узлы обороны на западе и северо-западе, поступление раненых в наш госпиталь, крупнейший в Смоленске, настолько увеличилось, что мы стали опасаться нехватки крови для переливания ее раненым. Для них это было вопросом жизни и смерти. Обратились за помощью к населению. На стенах домов и столбах для линий электросети появились объявления от имени начальника гарнизона Смоленска, высшего военного начальника в прифронтовом городе. Они приглашали «всех желающих помочь госпиталю в спасении жизни раненых прийти в здание пединститута и отдать для них небольшое количество своей крови». Желающих обнаружилось предостаточно.

Были среди них люди средних лет, была молодежь, главным образом девушки. Все работали, некоторые успевали одновременно учиться, кое-кто уже бывал донором, большинство оказалось в этом качестве впервые. Но лица всех их и без слов говорили о том, сколь рады они помочь воинам-героям. Особенно ярко проявлялось это чувство у тех, чья кровь непосредственно переливалась раненым, а не в колбы и ампулы для сохранения. Помню, какими тревожными глазами всматривалась женщина средних лет, работавшая в школе, в бледное, усталое лицо остриженного молодого бойца, которому переливали ее кровь. Он легкая неподвижно на койке, с загипсованной выше колена ногой. Его глаза были закрыты. Жизнь, казалось, еле-еле теплилась в нем. После окончания недолгой процедуры донор тихо спросила у медицинской сестры Лидии Тупициной, спросила больше с тревогой, чем с надеждой:

— А ему станет лучше?

— Еще как! — ответила Лидия. — Знаете, что за чудесная сила — кровь, подаренная хорошим человеком!..

И врач, присутствовавший тут, подтвердил это от души, может и погрешив малость против медицины, но не против правды жизни.

Подобно олицетворению самой Совести появились у нас в те горячие месяцы пригожие московские девушки, недавние школьницы. После 8-го и 9-го классов средней школы они прошли краткосрочные курсы по оказанию первой помощи раненым при Обществе Красного Креста. Это добровольное общество командировало их на работу к нам по нашей просьбе на смену медицинским сестрам, ушедшим за первую четверть 1944-го по болезни и по семейным обстоятельствам.

Однако, узнав, что им предстоит однообразная госпитальная работа, а не подвиги на поле боя, эти девушки загрустили, они были огорчены до слез, кто-то даже собирался писать в Москву. Все это пронеслось как мимолетная тучка. Сознание необходимости того дела, которое ждут от них, через день-два поставило все на место. На ходу они освоили нелегкое искусство ухода за тяжелоранеными, включая внутривенные вливания, обтирания, чему их учили опытнейшие палатные сестры, и вскоре стали, как шутили в палатах, «дважды любимыми» для раненых — и за качество медицинских забот, и за сердечность обхождения с больными. А несколько девушек из этой «московской прививки», среди них Марину Андрееву и Валерию Степанову, закрепили за операционно-перевязочным блоком как способных операционных сестер.