Ольга Фатеева - Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти

Времена красивых отравлений цианидами практически прошли. Лишь изредка можно надеяться на уксусную кислоту, щелочь типа «Крота» для чистки труб и технические жидкости вроде дихлорэтана.

Из всего количества вскрытий за год наберется, наверное, не больше десятка или двух, когда поставленные диагнозы и выводы помогли следствию. Когда, например, определенная экспертом давность наступления смерти способствовала поимке убийцы, а установленные по морфологическим особенностям повреждений характеристики травмирующего предмета, наоборот, спасли невиновного. Редкий случай, если эксперт обнаружил на трупе, который поступал как скоропостижный, то есть, как пишет полиция, «без признаков насильственной смерти», те самые признаки насильственной смерти, и полиция по горячим следам задержала убийцу. Большая редкость – когда эксперт может ответить на все вопросы следствия, касающиеся именно условий причинения повреждений, то есть того, что следствие наиболее интересует и больше всего может помочь в поисках преступника, но именно эти задачи меньше всего в силах решить судебно-медицинский эксперт.

В наше время в структуре смертности, по данным Бюро судебно-медицинской экспертизы, каждый год снижается процент насильственной смерти и растет доля смерти ненасильственной. Судебно-медицинские эксперты постепенно превращаются в патологоанатомов, не имея достаточной для этого подготовки. Например, патологоанатомы сами смотрят гистологические стекла (под микроскопом), наблюдая патологические процессы макро- и микроскопически. Судебно-медицинские эксперты исследуют трупы макроскопически, а гистологию смотрят отдельные врачи – гистологи.

Конечно, выявленные на судебно-медицинских вскрытиях заболевания отправляются в общую статистику заболеваемости и смертности, как и те, которые диагностируют на вскрытиях патологоанатомы. Статистика заболеваемости и смертности необходима для планирования работы органов здравоохранения, распределения бюджета. Устанавливая некоторые диагнозы по принципу исключения, поневоле задумаешься о погрешностях такого статистического учета. Отчасти это данность, которую не изменить, отчасти – ригидность системы.

Патологоанатомы вместе с трупом на вскрытие обязательно получают все медицинские документы умершего: амбулаторные карты, выписные эпикризы, результаты анализов. Патологоанатомы к трупу не подойдут без меддокументов. Далеко не все лечатся в районных поликлиниках, лежат в больницах и вообще обращаются к традиционной медицине. Тогда по объективным обстоятельствам труп поступает на судебно-медицинское исследование. Предлагались разные формулировки выводов для экспертов в таких случаях. Самая честная: «Смерть гражданина такого-то ненасильственная, достоверные причины не установлены». Полиции важен характер смерти – насильственная или нет, смерть ненасильственная их не интересует, она интересует здравоохранение.

При этом судебно-медицинские эксперты практически никогда не получают таких документов, даже если они у умершего есть. Изъятие амбулаторной карты для участкового – это целый квест с препятствиями, преодолеть которые в рамках закона он не всегда может. Проблема в том, что некоторые заболевания имеют схожие морфологические, но разные функциональные проявления, и только в комплексе с данными меддокументов верифицируются наиболее точно и достоверно. Есть диагнозы, которые эксперт только лишь по данным вскрытия и гистологического исследования поставить не может. Для их постановки нужны предыдущие наблюдения, результаты анализов. Самый распространенный пример – бронхиальная астма и сахарный диабет. Астму удается выставить причиной смерти только на высоте астматического статуса, когда бронхи забиты вязкой слизью (ее продукция – отличительная черта болезни) и больной умирает от дыхательной недостаточности. В остальных случаях в судебно-медицинских диагнозах даже как сопутствующее заболевание астма без данных меддокументации не звучит. Сахарный диабет необходимо подтверждать результатами лабораторных исследований, а морфологические признаки, которые в совокупности можно было бы расценить как проявления диабета, во всей своей красе встречаются нечасто.

Иногда эксперты общаются с родственниками и близкими умерших: расспрашивают, присутствовал ли кто-то при наступлении смерти, на что жаловался умерший, на свой страх и риск просят принести медкарту, но вписать данные этих документов, полученных не из рук полиции, в свое заключение эксперт по закону не может. Вы можете посылать ходатайства, факсограммы и мейлы, заставлять дежурного в отделении записывать телефонограммы, жаловаться полицейскому начальству, но так ничего и не добиться. Остается решать для себя – установить диагноз из любви к профессии или действовать в рамках полномочий.

Выявленные на судебно-медицинских вскрытиях заболевания отправляются в общую статистику заболеваемости и смертности, как и те, которые диагностируют на вскрытиях патологоанатомы. Статистика необходима для планирования работы органов здравоохранения, распределения бюджета.

Эксперты работают по постановлениям, направлениям органов следствия и дознания или определениям суда и общаться, если строго следовать закону, имеют право только с представителями этих органов. Судебно-медицинские эксперты не имеют права собирать сами какие-либо доказательства, а беседы с родственниками и попытки самостоятельно получить меддокументы, ту же медкарту из поликлиники, – это и есть сбор доказательств. Иногда родственники хотят расспросить эксперта о причине смерти, переживают, могли ли они помочь и спасти. Эксперты общаются с ними по возможности, успокаивают. Важно понимать, что это вне закона и может закончиться плохо.

Как-то я исследовала труп мужчины, гражданина Республики Армения, пятидесяти восьми лет. Смерть наступила на улице, при очевидцах, умерший шел вместе с приятелем, который рассказал трупоперевозке, что перед смертью он схватился за грудь, начал задыхаться и хотел воспользоваться ингалятором, полез в карман, но не успел. Трупоперевозка передала эти сведения ночным санитарам, те дальше по цепочке передали сменщикам, информация дошла до меня. Я, естественно, обратила внимание на сведения, а при исследовании – на легкие. Они, как говорят эксперты, «стояли» на столе, увеличенные, вздутые, бронхи забиты вязкой слизью, стенки резко утолщены. В общем, картина астматического статуса.

Когда родственники из Армении вышли на связь, я через ритуального агента спросила их про анамнез, какие заболевания были, есть ли меддокументы. Плачущая жена ничего толком сказать не могла, а вот брат умершего отправил найденные выписки. В них стандартный набор: ишемическая болезнь сердца и гипертоническая болезнь, где-то в самом конце затерялся хронический бронхит. Никаких сведений о предполагаемой бронхиальной астме я не нашла. Подтвердился хронический обструктивный бронхит. Смерть наступила от легочно-сердечной недостаточности. Я выписала медицинское свидетельство о смерти, где указала и ишемическую болезнь, и хроническую обструктивную болезнь легких. Справку получал дальний родственник. Прочитав ее, он устроил большой скандал в регистратуре морга, заявив, что эксперт обманным путем выманила у родственников сведения о болезнях умершего и написала все то же самое, что было в выписках, даже не вскрывая труп. Работники регистратуры и ритуальщики сами отбились от буйного родственника, не привлекая меня. Разумеется, формально общаться с ним я не была обязана, но зачастую конфликты проще решать с участием эксперта, если есть надежда их погасить, чтобы потом не получить жалобу в Департамент здравоохранения, с которой разбираться гораздо сложнее.