Ольга Фатеева - Скоропостижка. Судебно-медицинские опыты, вскрытия, расследования и прочие истории о том, что происходит с нами после смерти

Часто для успокоения родственников врачи скорой делают так называемую реанимацию «по социальным показаниям» – для родственников, напоказ. Пытаются «спасти» пациента, на самом деле оживить умершего, а потом констатируют смерть.

Конец неожиданный и грустный – труп В. привезли к нам в морг в состоянии выраженных гнилостных изменений. Достоверно установить причину смерти не удалось. У нас осталось подозрение, что молодая женщина отравилась. Обнаруженные концентрации феназепама и алкоголя нельзя было интерпретировать как летальные даже в их сочетании, тем более на гнилом трупе, но предыстория со смертью матери, пустые упаковки от таблеток рядом с телом В. заставили думать именно так. В. обнаружили соседи. По запаху. У женщин никого больше не было. Причина смерти матери оказалась банальна – полиэндокринопатия, осложнившаяся кардиомиопатией, заболеванием сердца, с развитием острой сердечной недостаточности. Врачей скорой помощи и сотрудников морга больше не беспокоили.

Еще одна жалобная история тянется два с половиной года. Я вскрывала труп пожилого мужчины К., семидесяти лет, скончавшегося в машине скорой помощи. Диагноз, причина смерти стандартные: ишемическая болезнь сердца и гипертония. Я ограничилась макроскопическим описанием патологических процессов, без микроскопического исследования. В общем, обыкновенный случай. Но судмедэксперт никогда не знает, чем и когда закончится история каждого, даже самого обычного трупа. Может, комиссионную экспертизу лет через пять-десять назначат, или вдруг убийца придет признаваться, что задушил собутыльника своего, который потом сгнил основательно в коллекторе, и, естественно, никаких признаков удавления обнаружить нельзя было, а теперь высокое начальство будет перечитывать твой акт.

История трупа пожилого мужчины из скорой помощи не закончена до сих пор. Жена его сначала жаловалась на фельдшеров скорой, которые не спасли. Потом написала жалобу в прокуратуру, что эксперт плохо исследовал труп, не до конца, нарушил – общее место жалоб – приказ 346н с первой по пятнадцатую страницу и не взял кусочки органов для гистологического исследования, то есть не подтвердил патологию. Муж ничем не болел, был абсолютно здоров и слишком молод, чтобы умереть. Она просила провести служебную проверку, сообщить, почему не было сделано гистологическое исследование, обязательно провести его, эксперта наказать за грубые нарушения в работе.

Первый год мои начальники отписывались в прокуратуру, что гистологическое исследование уже не может быть проведено, поскольку влажный архив – кусочки внутренних органов в формалине – хранится в течение года, а потом уничтожается. Соответственно, влажный архив по запрашиваемому случаю, пока женщина жаловалась на скорую помощь, был уничтожен согласно приказам и распоряжениям под такими-то номерами. Гистологическое исследование не проводилось, кусочки внутренних органов от трупа К., семидесяти лет, в отделение судебно-гистологических исследований не поступали. Жена К. продолжала негодовать. Следующие полтора года писала объяснительные я, ссылаясь на тот же самый приказ 346н, практически все пункты которого я нарушила, а по моим объяснительным писали письма мои начальники. Мое наказание ограничилось замечанием. Я до сих пор убеждена, что гистологическое исследование ничего нового для установления причины смерти К. не обнаружило бы. Гистология – не обязательный метод, это лабораторное исследование, которое эксперт назначает сам, для своих экспертных целей, за исключением предусмотренных обязательных случаев. Загвоздка с трупом К. оказалась в том, что умер он в машине «03», а от лиц, скончавшихся в учреждениях здравоохранения, кусочки на гистологическое исследование направляются обязательно. Наша переписка с прокуратурой превратилась в долгое выяснение, как расценивать скорую помощь на выезде – как медицинское учреждение или нет.

Судмедэксперт никогда не знает, чем и когда закончится история каждого, даже самого обычного трупа. Комиссионную экспертизу могут назначить лет через пять-десять, высокое начальство будет перечитывать твой акт.

Удовлетворить требования жалобщицы сейчас невозможно. Влажный архив утилизирован, набрать новых пригодных кусочков от трупа через столько времени тоже не удастся – вряд ли прокуратура вынесет постановление на эксгумацию, процедура дорогостоящая. Прокуратура вообще не видит особых проблем, потому что труп некриминальный. Только женщина не успокоится никак.

К сожалению, я не запомнила, как его зовут. Пожилой, да что там, старый, маленький, именно маленький – ниже моих ста пятидесяти шести, вставал на цыпочки, чтобы разглядеть органы на препаровочном столе. Еще в длинном старомодном халате, доходящем ему почти до пят. Голос тихий, говорил много, я напрягалась и прислушивалась.

В секционном зале обычно шумно. Я работаю в Склифе, здесь под одной крышей соседствуют судебно-медицинские эксперты и патологоанатомы. Мы во время вскрытий диктуем лаборантам, а «паты» (патологоанатомы, мы на жаргоне «судебники») обсуждают с лечащими врачами случаи смерти. Клиницисты на вскрытия приходят и к нам. Они лечат и спасают, а мы указываем на их ошибки, меняем диагнозы, что чревато испорченной статистикой, разборами на конференциях, вплоть до Департамента, жалобами и сокращением выплат по эффективному контракту. Поэтому они обороняются, а мы упорно доказываем свое.

Мой герой был вежлив, даже церемонен, выстраивал правильные, замысловато сконструированные длинные фразы, не наскакивал, принимал мои суждения без сомнений в моем опыте и компетенции, чем часто грешат старшие коллеги, особенно доктора в крупных, известных стационарах, как наш НИИ (им. В. В. Склифосовского). Я понимаю, что выгляжу как в той поговорке «маленькая собачка до старости щенок», хотя голова седая и в экспертизе я давно, но, когда в профессии меня судят по одежке, очень раздражает. Мой герой, несмотря на явную разницу в возрасте и опыте, принимал меня на равных.

Случай, по поводу которого он пришел, с точки зрения экспертизы не был интересным и выдающимся. С точки зрения клиницистов тоже ничего примечательного, а главное, спорного. Мужчина, 63 лет, приехал на плановую консультацию к кардиологу. Выходя из машины, пожаловался на боли в пояснице – правда, такие боли его беспокоили и раньше, – потом на сердце, и уже на каталке был доставлен в приемное отделение института, а через полчаса при явлениях острой сердечно-сосудистой недостаточности умер. В приемном отделении мужчину не успел толком осмотреть даже терапевт – герой моего рассказа, – все полчаса пациента прокачали реаниматологи.