Владимир Кованов - Призвание

Утром 22 июня 1941 года радио разнесло по стране страшную весть: фашистские полчища вторглись на нашу землю. Война! Этого дня ожидали давно, и все же он оказался трагически неожиданным. Этот день круто изменил жизнь миллионов советских граждан. Огромный человеческий поток устремился в военкоматы, которые работали день и ночь, направляя людей по ручейкам разного рода войск, соединений и служб.

В первые же дни войны в действующую армию ушло большинство ассистентов, ординаторов и медицинских сестер клиники. Те, кто остался, с грустью смотрели вслед уходящим, питая, однако, надежду в скором времени встретиться вновь. Поначалу все думали, что война будет недолгой, вряд ли кто сомневался в нашей скорой и близкой победе.

Вскоре дошла очередь и до нас — ограниченно годных в военное время (в детстве я перенес полиомиелит, и у меня на всю жизнь сохранились остаточные явления). В июле 1941 года мне предложили выехать в сортировочный эвакогоспиталь, расположенный в Ярославле.

Госпиталь был размещен на берегу Волги в зданиях, где ныне находятся теоретические кафедры медицинского института. Долго осматриваться, привыкать к новому месту работы не пришлось. Июль и август прошли, как в лихорадке. Это было тяжелое время первого, горестного для нас периода войны. Потоки раненых накатывались один за другим, и мы едва справлялись с тем, чтобы обмыть их, переодеть, сменить повязки и быстрее эвакуировать дальше в тыл.

В госпитале был развернут огромный санитарный пропускник, несколько перевязочных и сравнительно небольших размеров операционная для оказания неотложной хирургической помощи раненым. Опыта работы в создавшихся условиях никто из нас не имел, и поначалу мы сутками не выходили из перевязочной или санпропускника. Трудной задачей было подобрать раненым обмундирование нужных размеров — шинель, гимнастерку, брюки, башмаки. Измотанные отступлением, неудачами на фронте, раненые были молчаливы, раздражительны и часто по пустякам срывали злость на ком угодно.

В операционную раненых брали только в тех случаях, когда в дороге у них на месте ранения развивались флегмоны или открывалось кровотечение из поврежденных сосудов. О плановых операциях и речи не могло быть; в задачу госпиталя входили лишь сортировка, санитарная обработка и эвакуация раненых в тыловые районы. Здесь я по-настоящему понял, что значат сестра-хозяйка, бельевщица, эвакуатор, какую неоценимую помощь они оказывают в трудное время поступлений и эвакуации больших партий раненых.

Как-то в госпиталь приехал заместитель Главного хирурга Советской Армии профессор Владимир Семенович Левит. Он несколько удивился, увидев меня в роли эвакуатора, и сказал:

— Пожалуй, вас лучше использовать как хирурга. У нас создалось очень трудное положение в Казани. Там сосредоточено много госпиталей, а большинство хирургов уехали в действующую армию. По приезде в Москву я доложу о вас Николаю Ниловичу…

Как-то мало верилось, что Бурденко, занятый делами огромной важности — организацией хирургической помощи и лечения раненых в действующей армии и госпиталях тыла, вспомнит о рядовом хирурге. Но случилось иначе. Когда Владимир Семенович докладывал о нашей встрече, в кабинете Н. Н. Бурденко находился Леон Абгарович Орбели, вице-президент АН СССР. Он как раз приехал с просьбой к Николаю Ниловичу направить одного из учеников в Казань для работы в госпитале, над которым шефствовала Академия наук. Так решился вопрос о моем переводе из Ярославля в Казань.

В сентябре 1941 года я приехал в Москву, чтобы оформить свой перевод в Казань. Столицу было не узнать: бумажные кресты на окнах, мешки с песком у витрин магазинов, зенитки во дворах, следы бомбежек… За какие-нибудь два-три месяца здесь все изменилось. Чувствовалось, что война подступает все ближе.

Перед отъездом из Москвы на минуту забежал к Н. Н. Бурденко. Он был очень занят и сказал всего несколько слов:

— Смотри, парень, не подкачай! Дел там у тебя будет много. Когда приедешь на место, явись к Александру Васильевичу (Вишневскому), он главный хирург эвакогоспиталей.

В клинике, куда зашел, чтобы навестить друзей и узнать новости с фронта, меня встретила К. И. Чуркина. Она была в большой обиде — ее не брали в армию. Полушутя сказал Ксении Ивановне:

— А знаете, могу вас взять, но не в действующую армию, а в тыл — в Казань. Только сами добивайтесь назначения в военкомате.

В то время Чуркиной было уже под шестьдесят, и о том, чтобы направлять пожилую женщину в армию, не могло быть и речи. Но она добилась своего — получила в военкомате назначение в Казань, и радости ее не было границ. Ксения Ивановна очень гордилась оказанным ей доверием.

…Погожим осенним днем мы приехали в Казань, город был переполнен эвакуированными: людьми, учреждениями, госпиталями. Под госпитали отвели помещения многих высших учебных заведений и школ. Приходилось поражаться, как можно было за такой короткий период приспособить самые различные здания под лечебные учреждения, создать в них операционные, перевязочные, физиотерапевтические и рентгеновские кабинеты, пищевые блоки, санпропускники, прачечные…

Городские партийные и советские организации в исключительно трудной обстановке делали все возможное, чтобы расширить госпитальную сеть и создать условия для нормальной работы лечебных учреждений.

До войны в Казани жилых зданий почти не строили, а старые порядком обветшали. Все возраставший приток эвакуированных ухудшал и без того затрудненное положение местных жителей. Нередко семья, занимавшая тесную комнатушку, принимала к себе двух-трех эвакуированных и делилась с ними всем, чем могла: утварью, бельем, посудой, даже последним куском хлеба. Жители Казани по-братски помогли тем, кто вынужден был в годы войны, в тяжелых условиях эвакуации жить и работать в их городе.

В Казани меня сразу же назначили ведущим хирургом эвакогоспиталя, расположенного на Ершовом поле в здании ветеринарного техникума. Здание это стояло как бы поперек дороги, примыкая к учебным корпусам Ветеринарной академии.

Начальник госпиталя Г. М. Невраев, известный специалист в области курортного дела, обрадовался нашему приезду: то и дело поступали тяжелораненые, а ведущего хирурга не было. Да и приехал я не один, а с «приданым» — своей операционной сестрой, что по тем временам ценилось на вес золота.

Меня сразу же предупредили, что помимо работы в своем госпитале придется помогать молодым врачам соседних госпиталей, расположенных в том же районе. И действительно, не успел ознакомиться с составом раненых у себя, как получил настоятельные просьбы прооперировать нескольких тяжелораненых в «подшефных» госпиталях. В то время госпитали нередко возглавляли хирурги, не имевшие достаточного опыта работы, они были назначены на эти должности по причине острой нехватки кадров. Я же получил основательную общехирургическую подготовку, чтобы оперировать почти во всех областях хирургии.