Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

Это была бы окончательная победа над скептиками. И, выиграет он или проиграет, компания заплатит ему. Единственная небольшая проблема заключалась в том, чтобы смазать скрипящее колесо, уговорить недавно прибывшего в Хэмпстед главного врача. Это была одна из тех ситуаций, которые, как часто случалось на протяжении многих лет жизни Уэйкфилда, требовали его обаяния и харизмы .

Новый начальник, Марк Пепис, приступил к работе 1 октября 1999 года, поселившись в новом центре в задней части здания, построенном специально для размещения его команды. В возрасте 55 лет он представлял из себя хорошо образованного ученого из Южной Африки: профессор иммунологии из Кембриджа и член Королевского общества (самого элитарного научного клуба в мире, бывшим президентом которого был сам сэр Исаак Ньютон). Он был самой большой гордостью школы с 1959 года, когда туда прибыла Шейла Шерлок, специалист по болезням печени, ставшая первой в Великобритании женщиной-профессором в области медицины.

Специальность Пеписа помогла ему сформировать представление о методологии Уэйкфилда. Он был экспертом в области амилоидоза: загадочной, редкой патологии, которая может затронуть практически любой орган в результате скопления там нехарактерных белков. В 1980-х он изобрел диагностику этого заболевания, а в следующем десятилетии – систему скрининга для определения потенциальных методов лечения. Итак, задача Уэйкфилда была непростой. Пепис хорошо разбирался в клинических, клеточных и молекулярных вопросах. Профессор мастерски водил красный ягуар, его нелегко было сбить с толку, и он приехал со уже сформированным мнением.

– Они сделали мне предложение, от которого нельзя было отказаться, – рассказывает он мне о переговорах, которые привели его в Хэмпстед. – Я ответил, что у меня есть 25 условий, при которых я приду, и я хочу, чтобы декан расписался под каждым из них: должно быть 25 подписей. Одним из условий было убрать Уэйкфилда, когда я вступаю в должность (я знал, что тот – подлец и мошенник).

На рубеже столетий произошло назначение, которое врач без пациентов не мог предусмотреть. Пепис был не только выдающимся ученым. Он также был искусным политиком. И когда Уэйкфилд попросил разрешения сделать две консультации – одну для фармацевтической компании Johnson & Johnson , а другую для биотехнологического стартапа под названием Carmel , – новому главе не потребовалось много времени, чтобы узнать, что это имя жены Уэйкфилда.

– Он сказал, что исследователи получили доказательства и готовят статью для Nature , – рассказывает мне Пепис об их первой встрече в Хэмпстеде и приводит их дальнейший диалог.

– Стоп, какая статья в Nature ? Она принята?

– Нет.

– Вы ее отправили?

– Нет.

– Слава богу. Что вы хотели представить?

– Мы доказали мою гипотезу, у нас есть десять вот таких и семь вот таких случаев…

– Вы совсем не разбираетесь в статистике, мистер Уэйкфилд?

Теперь уже Пепис сделал предложение, от которого было сложно отказаться. Уэйкфилд мог выбрать между оплачиваемым годовым отпуском, который он провел бы в своем биотехнологическом бизнесе, и стандартной независимой проверкой своей гипотезы. Благодаря финансированию, помощи и возможностям University College Лондона можно было выполнить молекулярное исследование с точным генетическим секвенированием, которое подтвердило бы или опровергло его идеи о вирусе кори. Раз и навсегда. Без сомнения. Проверка должна была включать участие как минимум 150 детей, и ее результаты должны были отражаться на двух внешних сайтах, чтобы обеспечить точность и скорость публикации.

Казалось бы, такое предложение обрадует любого ученого: время, поддержка и деньги. Но Уэйкфилд отказался. Тем временем Пепис узнал об экстраординарных переговорах, в ходе которых коммерческое подразделение школы, Freemedic , искало варианты получения прибыли в случае успеха предприятия Уэйкфилда, но отрицало свою причастность, если бы оно потерпело неудачу. «Они могут поступить таким образом, что ни Freemedic , ни школа никоим образом не будут связаны с Carmel », – написал Ченгиз Тархан, финансовый директор Уэйкфилду в ноябре 1999 года.

Итак, Пепис вызвал Уэйкфилда в центр города, говоря административным языком, наверх. Вместе с Паундером они отправились в Блумсбери, в 5 километрах к югу, где в штаб-квартире университета, охраняемой каменными львами, Уэйкфилду повторили предложение Пеписа. Предлагавшего звали Крис Ллевеллин Смит, бывший генеральный директор компании, занимавшейся андронным коллайдером в Женеве (Швейцария). Он также состоял в Королевском обществе и, будучи ректором колледжа и президентом, занимал офис размером примерно в половину футбольного поля.

Сидя за огромным столом для переговоров, Ллевеллин Смит попросил Уэйкфилда провести проверку, которую заслуживали напуганные молодые семьи. Он также попросил его прекратить публичные заявления до тех пор, пока не будут опубликованы результаты этой проверки. Университет не только поддержал бы проект на этих условиях, но и отдал бы ему патенты на тесты, вакцины и продукты, которые он мог бы использовать через Carmel по своему усмотрению.

«Мы настоятельно призываем вас не публиковать преждевременные наблюдения в этой области, – написал ему впоследствии Ллевеллин Смит в двухстраничном письме, которое Уэйкфилд получил в понедельник, 13 декабря. – Хорошая научная практика теперь требует, чтобы Вы подтвердили или опровергнули, причем надежно и, прежде всего, воспроизводимо, предполагаемые причинно-следственные связи между вакцинацией MMR и аутизмом / аутистическим энтероколитом / воспалительным заболеванием кишечника, которые ранее постулировали».

Вот как обстояли дела в бетонном замке, когда XX век подошел к концу. Пока опасения по поводу 2000 года распространялись в застольных разговорах, Пепис в своем офисе обдумывал вероятный ответ Уэйкфилда, который, по мнению главврача, был фантазером. Вряд ли он согласится с «хорошей научной практикой».

Но затем, всего за 11 дней до первого солнечного луча нового года, Уэйкфилд дал ответ: «В связи с нашей встречей и письмом ректора я готов удовлетворить Вашу просьбу».

Джон О’Лири обладал даром уболтать кого угодно. В кабинете 2154 офисного здания Rayburn House , в 300 метрах от Капитолия, он говорил с таким убеждением, что казался абсолютно независимым экспертом. Для Уэйкфилда его речь была прямо как теннисный «гейм, сет, матч».

«Я могу подтвердить, что его гипотеза верна», – с мягким ирландским акцентом заявил О’Лири.

Если смотреть из передней части зала заседаний, О’Лири сидел слева от столов, накрытых белой скатертью. Этот полный мужчина с лысой макушкой, окруженной «монашеским» венчиком темных волос, в темно-синем костюме, белой рубашке и сером галстуке пристально смотрел на собеседников сквозь очки в металлической оправе.