Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Пока пароход стоял несколько часов в Повенце, затерявшемся среди глубоко вклинившихся в северный край озера каменных грив и гряд, я успел найти на одной из окраинных улиц избу, в которой проживала одна с двумя малыми сыновьями Фаня, дочь Александра Карповича, брата моей жены — Любови Карповны. Она приехала в Повенец к своему мужу, занимавшему в Повенце должность директора школы. Это была удивительно трогательная, не терявшая никогда бодрости, трудолюбивая семья. Когда мужа не стало, Фаня, имевшая звание учительницы, как окончившая Новозыбковскую женскую гимназию, заменила в школе мужа и одна вела всю школьную работу. В то же время у неё на руках были её сыновья и всё семейное хозяйство. Как всегда неунывающая, деятельная, скорая. Я успел с её мальчиками выйти через огород и прилегающий луг в окружающий «лес». Это были густые поросли ольхи, а между ними целые холмы галечника и торфяные болота.

К вечеру наш пароход отвалил от пристани и вошёл в первый шлюз Беломорско-Балтийского канала. Пароход принял на борт нескольких инженеров — участников строительства канала, и в их числе одного и главных его строителей. Это был человек крупного роста, с открытым, умным лицом и неторопливой речью. В течение нескольких часов он знакомил собравшихся в общей столовой каюте экскурсантов с проектом канала и со всеми трудностями, возникавшими при его строительстве. Только предоставление строителям возможности отступать, когда это было неизбежно, от утверждённого проекта и преодолевать напряжением творческой инициативы некоторые непредвиденные или неправильно учтённые условия позволило всё же одержать в последнем счёте победу над суровой природой и осуществить водный путь между Балтийским и Белым морями. Об этом думал ещё Пётр I, не один раз принимавшийся за это дело.

Шаг за шагом излагал нам рассказчик ход практических мероприятий по подготовке и организации работ. Сама собой становилась понятна неизбежность в этом беспредельно смелом строительстве на ходу заменять предусмотренные проектом металлические конструкции каменными или деревянными, и, вообще, больше рассчитывать на местные материалы, а не на такие, которые пришлось бы ждать месяцы или даже годы. Только решимость и воодушевление, которые вызывались отношением к строителям и к самому делу С. М. Кирова, не дало затянуться и зачахнуть этой стройке.

Нам были показаны в чертежах, зарисовках, фотоснимках и схемах все главнейшие сооружения — плотины и каменные или железобетонные грандиозные шлюзы со всеми их механизмами, образовавшиеся водохранилища и расширившиеся до размеров целого моря прежние скромные озёра. Затем, в течение последующих двух дней, мы подъезжали и непосредственно сами обходили и осматривали каждое сооружение. Не ускользали от нашего внимания и обнесённые колючей проволокой лагеря и бараки для рабочих, выполнявших все эти циклопические постройки [284] Описывая это путешествие в 1953, Захарий Григоревич не решился подробнее остановиться на том, что основной рабочей силой на этой «социалистической» стройке были заключённые, большую часть которых составляли не уголовники, а невинно репрессированные представители «классово чуждых» слоёв населения. .

Смотрели мы также тогда ещё необитаемые домики для будущих рабочих и служащих по эксплуатации канала. Одна мелочь настолько поразила меня тогда, что и сейчас я не могу не сказать о ней. Это неосмысленное упорство наших инженеров и архитекторов, проектирующих и строящих жилые дома без водопровода и канализации! Вместо них ставились колонки на улицах и устраивались выгребные ямы при уборных для собирания и приёма нечистот. У шлюзов, у сливных плотин по берегам канала всюду очень живописно на возвышенных площадках или у верхнего бьефа были разбросаны каменные дома на одну-две семьи. Вокруг каждого дома и ниже его по отметке оставалось сколько угодно свободного пространства; кое-где не столько в натуре, сколько, конечно, на плане — предусмотрена разбивка цветника или посадок, а у дома, обязательно примыкая к его фундаменту, — яма с бетонными или каменными стенками и люком, или крышкой для очистки и выгреба черпаком накапливающихся и загнивающих нечистот. Почему не предусматривалась подача воды из колодца, из буровой скважины или ключа для напорного водоснабжения, для устройства ванны или душа, для крана над раковиной в кухне, для подачи в промывной бачок над сиденьем в уборной, как к этому теперь уже привыкли? Зачем у каждого жилья задерживаются, скапливаются, гниют, а затем при вычерпывании издают зловоние и отвозятся куда-то нечистоты, а не отводятся непосредственно и без всякого отстоя, без ямы, по трубе на 25–30 м от дома на небольшую площадку в 60–100 кв. м — в борозды между грядками? Этого ни один из архитекторов толком не объяснит. Он действует по старинке. Всюду сколько угодно торфа, но даже попытки вместо выгребной ямы устанавливать выдвижной ящик с засыпкой торфом нигде не было видно. Господствовала рутина!

С огромным интересом провели мы несколько часов во время ночной остановки нашего парохода у пристани подле посёлка в сельском клубе, наслаждаясь выступлением кружка самодеятельного вокально-музыкального и театрального искусства.

Целый день пароход, как по морю, проходил затем по озёрам и по образовавшимся вследствие подпора плотинами водохранилищам. Местами из воды выступали верхушки сосен, которые своевременно не были вырублены. Потом несколько часов мы шли по каналу и поздно вечером вышли, наконец, из него. Пройдя по бушующим морским волнам, пароход пришвартовался у причала будущей морской пристани в будущем городе Беломорске, который должен был стать северным окончанием Беломорско-Балтийского канала. Там теперь большой и оживлённый город. Но тогда всё это было ещё в проекте. И сойдя с парохода, мы по прибрежному пустырю, на котором бушевал пронизывающий сыростью холодный резкий ветер, добрались до одиноко стоявшего поезда, чтобы продолжать путь до Кандалакши и Хибиногорска, который был намечен конечным пунктом экскурсии ударников.

Вот мы и в Заполярье. Поезд уже подъезжает к Хибиногорску. Глубоко внизу, как молочно-белая лента, вьётся река Белая, выходящая в Хибиногорске из горного озера Вумчорр. Слева, как чёрная мрачная стена, высятся над городом голые каменистые обрывы горного кряжа Кукисвумчорр. У озера видны трубы и здания завода по переработке апатитов и нефелиновых пород. Справа — утопающие в светлой зелени возвышенности, обращённые склонами на юг. Мы проехали далеко за город и остановились на базе для туристов. Здание с обширной столовой и спальнями с многочисленными кроватями. За зданием — крутые обрывы и спуски к горному ручью и ключам. Вместе с И. М. Мавриным, оказавшимся в пути очень интересным собеседником и общительным спутником, мы тотчас по крутым горным тропинкам добрались до холодных ключей, чтобы освежиться и поразмяться. В этот день мы осмотрели обогатительную фабрику, изготовлявшую из апатитов концентрат фосфорной кислоты, ознакомились с флотационным методом, применявшимся на фабрике. Измельчённая порода, после отделения от неё обогащённого апатита и нефелина, мощным потоком спускалась в озеро у выхода из него реки Белой. Именно эта масса белой мути — отходов производства — и делала реку белой, хотя она и вытекала из горного озера с кристально-чистой водой. Осматривая грандиозное строительство Хибиногорска, трудно было представить себе, что всё это выросло, выстроено за два-три года, что ещё в 1929 г. здесь была малодоступная первобытная полярная тундра, а теперь перед нами высились многоэтажные здания, работали машины, разбивался на месте арктической тундры городской парк.