Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Общая экскурсия для осмотра горных разработок в этот день была назначена на более поздние послеобеденные часы, а вся первая половина дня была предоставлена для отдыха на базе. Воспользовавшись свободным временем, я захотел побродить один и попробовать пробраться повыше по склону гор. На этом склоне сохранялась арктическая лесная поросль, виднелись характерные арктические ели с широкой юбкой веток внизу у самой земли и высоким, как столб, стволом с прижатыми к нему короткими веточками. Тысяча гектаров этого прилегающего к туристской базе горного склона была выделена уже тогда советским правительством, как заповедник под арктический ботанический сад.

Поднявшись через полосу лесных зарослей, я вскоре стал продвигаться вверх между каменными грядами и глыбами, покрытыми приземистыми ветками стелющейся берёзы, местами с обилием кустов черники с крепкими деревянистыми ветвями, густо усеянными крупными, как чёрная смородина, ягодами. Обилие влаги, стекавшей с камней и из-под камней, способствовало разрастанию повсюду лишайников. Я упорно пробирался всё выше, обходя чрезмерно заболоченные впадины и стремясь выйти на открывавшиеся ещё выше впереди меня свободные прогалы. Совершенно неожиданно на одну из открытых полян выбежала откуда-то небольшая с серо-жёлтой шерстью собака, а вслед за нею ещё две поменьше. Не обращая на меня никакого внимания, они весело гонялись друг за другом. Совершенно не отдавая себе отчёта в том, что я за два-три часа ушёл уже достаточно далеко от базы и нахожусь уже в полосе заповедника, где никакого жилья нет, я как-то автоматически решил, что в том месте, откуда выбежали эти собаки, есть какая-либо изба или будка и направился в том направлении, довольно долго тщетно пытаясь напасть на след какой-нибудь тропинки. Стали встречаться целые поляны осыпей, покрытые как будто насыпанной щебёнкой. Попытка моя пройти по такой поляне вызывала движение щебёнки под ногами, при этом начинали двигаться и лежащие выше её слои. Какой-то тревожный шорох слышен был и сзади. Я благоразумно решил пуститься в обратный путь, испытав какое-то незнакомое мне чувство жуткой неуверенности от этого возникавшего вокруг меня шороха приходивших в движение от моих шагов осыпей камушков.

Когда я вернулся к обеду на базу, меня старались убедить, что без проводника уходить вверх выше полосы леса, туда, где начинаются осыпи, небезопасно, а что за собак жёлтой выцветшей масти я принял, очевидно, выводок лисиц, которые людей в заповеднике не боятся, так как там не допускаются никакие виды охоты, да и вообще поводов забираться туда ни у кого нет.

Огромный интерес вызвала у нас экскурсия на апатито-нефелиновые рудники в горе Кукисвумчорр. Сама эта гора, высотой почти равная всем известной горе южного побережья Крыма — Ай-Петри, состоит из апатито-нефелиновой руды с содержанием до 40 % фосфорной кислоты в апатитах и более 20 % окиси алюминия в нефелинах. Ежедневно в определённые часы от Кукисвумчорры несётся канонада от взрывов частей горы, которые затем разбиваются, дробятся на куски, грузятся прямо в железнодорожные составы и доставляются на обогатительную фабрику. Кроме открытых выемок и разработок мы осмотрели и целую систему врезающихся в разных местах в самое сердце горы штреков и закрытых шахт, оснащённых всеми видами новейших механизмов. Общий вес горы Кукисвумчорр определяется в 300 млн тонн, что составляет более 15 % всего мирового запаса апатитов. Мы осмотрели также, в общих чертах, и посёлок горняков. С трудом можно было представить себе, что все грандиозные сооружения горы Кукисвумчорр с подвесными транспортными дорогами и хорошо оборудованными шахтами, с железнодорожной станцией и посёлком выросли за три-четыре года.

Последний день пребывания нашей экскурсии в Хибиногорске я употребил для ознакомления с планами и фактическим ходом планировки и застройки города, с постройкой городской бани, нескольких уже законченных многоэтажных домов (хотя оставались ещё многочисленные землянки и бараки); с новым строившимся зданием больницы; с положением в городе очистки его от плотных отбросов и нечистот. В ознакомлении со всем жилищно-коммунальным строительством и работами по благоустройству города принял участие вместе со мной также и И. М. Маврин. С восхищением познакомились мы с настойчивой борьбой и упорной работой молодого врача, заведовавшего хибиногорской больницей (по фамилии, если память мне не изменила, Блюменфельд), по устройству компостирования и запахивания для обезвреживания вывозимых из больницы и из других городских жилых зданий нечистот и фекалий. Накопленные за прежние два года на свалках нечистоты, по настоянию этого не санитарного, а больничного врача, пересыпались и хорошо перемешивались с добывавшимся на тех же свалках торфом, и штабеля такого торфо-фекального компоста, после их перепревания в течение нескольких месяцев, шли на удобрение разработанного по настоянию доктора огорода для выращивания свежих овощей. Скороспелая репа дала настолько обильный урожай, что ею не только полностью удовлетворена была больница, но чисто вымытая, круглая, как красивые яблоки, репа была пущена Нарпитом в продажу в уличных ларьках и имела большой спрос среди рабочих заполярного города. Население называло эту репу яблоками доктора Блюменфельда. На тех же удобренных торфо-фекалиями заполярных огородах дала прекрасный урожай в конце августа скороспелая картошка, несмотря на очень краткий период роста (не более 9 недель — июль-август).

Довольно неожиданной для меня была в 1933 г. поездка в Донбасс — в Сталинo. Как член Постоянного бюро всесоюзных водопроводно-санитарно-технических съездов, я получил повестку о необходимости прибыть в этот город 24–26 сентября для участия в специальной выездной сессии расширенного состава бюро.

При отъезде из Ленинграда всё говорило о вступившей в свои права осени. Но уже к югу от Москвы, после Тулы, виды из окна вагона напоминали скорее жаркое лето — поля с ещё не отцветшей гречихой, деревья с густой зеленью, без пожелтевших полос. Приехав накануне открытия сессии, я, прогуливаясь по городу, совершенно не узнавал тех мест, которые я видел и подробно осматривал всего лишь несколько лет тому назад. В 1927 г. я мог ещё видеть во многих кварталах узкие прогоны с выходами из задворков, характерные для прежнего рабочего посёлка Юзовки. Теперь я шёл по улицам большого современного города с пятиэтажными домами, с выдающимися зданиями Горного института.

Сессия Постоянного бюро была открыта в зале заседаний Облисполкома. Главная задача — оказать научно-техническую помощь специалистов исполкому центра Донбасса в осуществлении крупных санитарно-технических мероприятий для ограждения здоровья горняков. В работах сессии непосредственное и активное участие принял Президиум Облисполкома. Для того чтобы положить конец постоянному угрожающему развитию водных инфекций (брюшного тифа, паратифа) в связи с ненадёжным водоснабжением из реки Кальмиус, в кратчайший срок построены были каптажные сооружения для захвата воды из посёлка Кипучая Криница в полусотне километров от города и проведена оттуда маннесманновскими цельнотянутыми стальными трубами в Сталинo. Это грандиозное сооружение было незадолго перед тем закончено, и мы выезжали на место для осмотра и заключения о желательных мерах обеспечения зоны водоохраны. При этой поездке к Кипучей Кринице в одной машине с нами ехал председатель Облисполкома. Мы проезжали через степные селения. Всюду мы видели картины ужасающего бедствия — охватившего Украину голода. Во многих домах окна были заколочены. Большая часть полей оставалась незасеянной. Год был тяжёлый, урожая не сняли. Обессилевшие от голода люди умирали или разбрелись. Но, к сожалению, уныния у облисполкомовских работников не было и следа.