Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Весною и летом 1933 г. я был более всего поглощён подготовкой и организацией выставки на базе Отдела коммунальной и социальной гигиены Музея города в Аничковом дворце, в связи с истекавшим 15-летием Октябрьской революции. Нужно было в единой яркой наглядной картине показать не только уже осуществлённые начатки нового благоустройства Ленинграда после революции (центральное водоснабжение, канализация, рациональное замощение проездов, освещение улиц), но и запечатлеть вполне обрисовавшиеся к этому времени новые задачи, глубоко менявшие всю перспективу развития Ленинграда. В моём понимании также настоятельно, как общепризнанные требования благоустройства, теперь уже стояло и самоё переустройство основных кварталов города, в которых фактически живёт, и на многие пятилетки вперёд ещё будет жить главная масса населения города.

В качестве руководства для ознакомления с выставкой и пособия для работы экскурсоводов я составил очерк «Достижения и проблемы коммунально-жилищного хозяйства Ленинграда». Он был издан в виде хорошо иллюстрированной отдельной брошюры научно-исследовательским Институтом коммунального хозяйства, в ведение которого перешёл незадолго перед тем Музей города. В этом очерке отдельная глава была мною отведена проблеме неотложного поэтапного переустройства кварталов. Строительно-экономическое исследование этой проблемы было проведено Ю. Г Кругляковым в НИИКХе. Целый ряд докладов о результатах изучения и обоснования возможности осуществления реконструкции кварталов и о значении этой задачи был сделан и в НИИКХе, и в ВИЭМе лично мною, а также Ю. Г. Кругляковым и Б. Ф. Дидрихсоном. С большим интересом и вниманием относился ко всей работе, развёрнутой вокруг организации выставки, директор НИИКХа И. М. Маврин. В качестве награды за большую работу мою в НИИКХе, в особенности в связи с организацией выставки, он добился премирования меня участием в экскурсии ударников предприятий и учреждений Ленинграда по осмотру только что открытого летом 1933 г. Беломорско-Балтийского канала и по поездке в Хибиногорск для осмотра апатитовых разработок и строительства нового социалистического города.

Это была исключительная по богатству содержания поездка. Хотя был только ещё август, но в Ленинграде стояла отвратительная погода. Чуть успевало небо очиститься от тучи, из которой только что лил неприятный холодный дождь, как порывистый ветер гнал новое облако, закрывавшее солнце, и снова начинался густой дождь. Изрядно промокший под ливнем спешил я на пароход, стоявший невдалеке от Охтинского моста. Незадолго перед тем первый рейс по только что законченному Беломорско-Балтийскому каналу на этом пароходе совершил сам И. В. Сталин с С. М. Кировым. Это придавало неуловимый оттенок романтической заманчивости и приподнятого интереса к предстоявшей экскурсии и в то же время вселяло уверенность в полной налаженности и надёжности передвижения на нашем, на вид довольно невзрачном, хотя и свежеокрашенном пароходе. Правда, вместо десятка или двух десятков рабочих-ударников, премированных за усердную успешную работу инженеров, строителей и служащих, их набралось полторы-две сотни. Все помещения были переполнены, не для всех нашлась верхняя или нижняя полка для сна. Однако всем хватило чая и закуски.

Пройдя Неву, мы уже ночью вошли в Ладожское озеро. Пароход изрядно трепало, пока он пересёк озеро поперёк, чтобы войти в реку Свирь. Вскоре с огромным интересом мы смотрели величавую стройку на Свири, гораздо более крупную, чем Волховстрой, — ГЭС Свирь П. Спокойно преодолевал пароход достаточно мощное течение реки Свири, несущей в Ладожское озеро избыток вод вышележащего Онежского озера. Нам показывали места уже намеченного будущего строительства последующих гидроэлектростанций на Свири. Чем ближе продвигались мы к Онежскому озеру, тем сильнее было течение реки, и наш пароход со всё большим трудом бился, чтобы преодолеть его напор. В районе Подпорожья, подходя к порожистой части Свири, пароход наш, видимо, перестал преодолевать течение. Падение воды было заметно на глаз. По временам нас начинало сносить вниз. Пароход подошёл вплотную к луговому берегу, закрепился. Были сброшены на берег мостки, и мы смогли выйти на луг и в лесные заросли, как раз в том месте, где позднее, в третьей пятилетке, начато было строительство самой мощной из трёх Свирских электростанций. Пока наш пароход ожидал вызванного на подмогу мощного буксира, я успел пробраться в густую чащу зарослей берегового леса. Наряду с зарослями ольхи здесь было очень много рябины. Густая, тучная луговина изобиловала, как и по берегам Волхова, жёлтой чиной, белыми метёлками высокой спиреи, крупными стеблями валерианы. Вообще, по первому впечатлению, луговой растительный ландшафт имел привычный для меня вид Новоладожских зарослей на торфяных лугах в районе плитняковых ломок от Званки до Старой Ладоги.

Прибывший мощный буксир с лёгкостью протащил нас вверх через порожистую часть Свири, и мы вышли, наконец, в Онежское озеро. Несколько часов довольно разнообразная публика экскурсантов с удовольствием оставалась на палубе под греющими ещё лучами августовского солнца. К вечеру мы подходили к Петрозаводской пристани. Завидев пароход с экскурсией ударников, местные профсоюзы вышли навстречу с оркестром. В Петрозаводске наша экскурсия осмотрела работавший в три смены заново оборудованный крупный мебельно-деревообрабатывающий комбинат, побывала в центре города.

В самом лучшем настроении мы вернулись на наш пароход. В 7 часов вечера он взял курс на Повенец, где мы должны были войти в устье Беломорско-Балтийского канала. Но, по-видимому, наш капитан взял неверный курс: вдали на востоке показались поросшие сосновым лесом островки. Ночью совершенно неожиданно наш пароход сел на подводные камни. Чем больше усилий делалось, чтобы пройти каменную подводную гряду тем прочнее врезался пароход на камни, тем громче раздавались удары камней о его днище. Наконец мы прочно застряли. Сначала это вызвало тревогу, почти панику. Проходили часы, пароход кренило ветром, его тянули лебёдками за канаты к заброшенным далеко вперёд со спущенных шлюпок якорям. Положение не улучшалось. Ночью ветер усилился. Волны били в борт судна. По временам казалось, что камни, на которых сидел пароход, с такой силой таранят днище, что неизбежно вызовут пробоины. В трюмах работали матросы.

Вся ночь прошла в тревоге и беспорядочной сутолоке. Нас успокаивали, что дана радиограмма о помощи. Проходили ещё часы за часами, дело близилось уже за полдень — о помощи не было никакого слуха. На шлюпках перевезли часть пассажиров (оказавшихся на судне женщин и детей) на ближайший поросший соснами остров. Посадка и выход из шлюпок при изрядном шторме и захлёстывавших волнах вызывали много смеха и немало страха. Прошло уже более полусуток с момента, как мы нарвались на камни и бьёмся в бессильных попытках вырваться из беды — и никакой помощи многолюдной экскурсии ценных работников, инженеров. И это не в безбрежном океане, а на небольшом Онежском озере, в нескольких часах плавания от Петрозаводска или на расстоянии двух-трёх лётных часов от Ленинграда! Свежий ветер гнал с запада всё более высокие валы волн. Одному из строительных рабочих из состава экскурсантов пришла удачная мысль подвести длинные кругляки брёвен под дно парохода и прокатить судно по этим брёвнам. Были отряжены на шлюпках добровольцы на остров. Одна за другой валились стройные сосны и на верёвках подтягивались под носовую часть, когда она вздымалась от набегавшей волны. Заработали лебёдки, и при общем ликовании наш пароход скатился с камней!