Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга: о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Я помню одну женщину, Дженнифер, которую с сильными болями доставили в отделение неотложной помощи в Глазго. Она длительное время страдала от рассеянного склероза, а затем у нее возникли проблемы с животом, для которых не было никакой видимой причины, ей явно сильно нездоровилось. Ее, как и полагается, госпитализировали и положили к нам в отделение, и я отправился осмотреть ее вместе с консультантом, полагая, что мы сможем ей помочь. Тогда я все еще полагал, что мы для каждого можем что-то да сделать. В конце концов, задача врачей – решать людские проблемы.

Дженнифер находилась в палате вместе с родными, мы попросили их подождать снаружи и стали ее осматривать. Стянув покрывало, я увидел, что ее кожа приобрела фиолетовый цвет и покрылась пятнами от пупка до ступней. Посмотрев на нее какое-то время, консультант жестом дал мне понять, чтобы я вернул покрывало на место. Он отошел от кровати и шепотом сказал:

– Боюсь, она не выживет. У нее в животе случилась сосудистая катастрофа, аневризма или что-то в этом духе, и с учетом ее общего состояния, а также последствий рассеянного склероза, к сожалению, ей больше ничем нельзя помочь.

Он сообщил Дженнифер эти печальные новости, после чего отвел в сторону ее мужа, чтобы обо всем рассказать. Другие врачи, возможно, попытались бы продлить ей жизнь с помощью обширных операций, тем самым только растянув ее мучения и отчаянные переживания ее родных, которые привели бы к тому же трагичному итоговому результату. Таким образом, этот консультант, безусловно, оказался прав, быстро придя к заключению, что от дальнейшего лечения не будет никакого толку, что оно не принесет ей ничего хорошего, а лишь даст ложную надежду как ей, так и ее родным. Гораздо лучше, вне всякого сомнения, сообщить ей и ее родным горькую правду, дать ей обезболивающее и предоставить им немного времени на прощание в спокойной и умиротворенной обстановке. Времени на это у них оказалось совсем мало, поскольку в тот же день она умерла, освободившись наконец от своего рассеянного склероза.

В 1990-х врачам доплачивали за составление свидетельства о смерти пациента. На эти неплановые надбавки я всегда покупал что-нибудь долговечное в качестве напоминания об умершем человеке.

Я принимал участие в составлении свидетельства о ее смерти. Ее тело кремировали, а когда после смерти пациента в больнице планируется кремация, необходимо заполнить специальную форму: частично его заполняет младший врач, а частично – старший. Нам всегда за это доплачивали, и в конце 1990-х для молодого человека с относительно скромной зарплатой младшего врача это была довольно приличная сумма: 40 или 50 фунтов. Тем не менее, хотя мне постоянно и не хватало средств, я никогда не тратил эти деньги на еду, выпивку или что-либо в этом духе. Я покупал на них что-нибудь долговечное, чтобы оно напоминало мне о человеке, чья кончина принесла мне эту незапланированную надбавку.

В тот раз я отправился в расположенный в Глазго книжный магазин и купил книгу о скульптуре «Оплакивание Христа» (пьете) Микеланджело, изображающей лежащее на коленях у Девы Марии тело Христа после распятия. Я всегда был большим поклонником искусства эпохи Возрождения, и Микеланджело в частности, из-за красоты его работ, а также точного изображения человеческой анатомии, а «Оплакивание Христа» – прекрасное творение мастера, навеки идеально запечатлевшего в камне плоть и ткань. Внутри книги я написал инициалы Дженнифер и «Покойся с миром», и она до сих пор лежит у меня на полке. У меня есть ряд других книг, приобретенных при похожих трагических обстоятельствах, каждая из которых служит мне напоминанием о пациенте, которого мы, к сожалению, оказались не в состоянии спасти.

Наряду с моим обучением основам общей хирургии, в Глазго не было недостатка в травмах лица, на которых мог бы набивать руку хирург-стажер, и к моменту окончания моей хирургической подготовки там я повидал раз в пять больше таких пациентов, чем было бы у такого же хирурга-стажера в Лондоне. За два года через меня прошло две сотни пациентов с переломом нижней челюсти, и я все гадал, сколько еще операций мне придется провести, прежде чем я получу необходимую квалификацию, однако старшие хирурги говорили мне только одно: «Просто продолжай делать их, сынок».

Любопытно, что тем, кто проходит хирургическую подготовку в Глазго в наши дни, попадается значительно меньше пациентов, поскольку за последние несколько лет в Шотландии наблюдается устойчивое снижение количества низкоэнергетических травм. Другими словами, теперь людей избивают на 25 % реже, чем несколько лет назад, хоть и сложно понять, почему так происходит, равно как и делать на основании этой информации какие-либо объективные выводы.

Разумеется, не все низкоэнергетические травмы являются следствием нападения. У меня в Глазго был случай, когда шафер на свадьбе получил травмы лица, упав с карниза в отеле, где эту свадьбу отмечали. Когда я спросил у него, как это произошло, он ответил: «Ну, доктор, вы же знаете, что обязанность шафера – переспать с подружкой невесты? Этим я и занимался, когда в дверь начал стучаться муж. Я выбрался из окна, чтобы улизнуть от него, и соскользнул с карниза вниз».

Во время моей работы там мы также лечили тринадцатилетнего мальчика, с которым произошел ужасный несчастный случай на бондарном предприятии в районе Глазго, самом зловещем районе во всей Шотландии. От того, что в случившемся оказался виноват сам мальчик, происшествие не стало менее ужасным. Он и его приятели пробрались на бондарное предприятие, где начали бросать подожженные обрывки бумаги в обнаруженные там старые бочки. В бочках раньше хранили виски, разные химикаты и другую промышленную продукцию, и, к восторгу мальчиков, оставшиеся в них летучие пары взрывались с громким хлопком. В одной из бочек, однако, оказалось нечто настолько опасное, что ее разорвало на части и мальчику снесло обломком переднюю часть лица. Повреждения были настолько серьезными, что проводить реконструкцию с оставшимися тканями не представлялось возможным. У него отсутствовала слишком существенная часть лица.

Первым делом его доставили в операционную, освободили дыхательные пути и провели трахеостомию, после чего установили внешний фиксатор – громоздкий каркас из металлических стержней, призванный скреплять сохранившиеся структуры его лица – на то, что осталось от его челюсти, носа и скул. Мы вычистили все обломки, наложили повязку, а затем перевели его в послеоперационную палату.

Позже, когда его раны немного стабилизировались, мы вернулись, чтобы их осмотреть. К моменту моего возвращения появились родные мальчика. Пришел его в стельку пьяный отец, и, судя по его неопрятному и взъерошенному виду, а также более чем заметным признакам злоупотребления спиртным на лице, такое состояние явно было для него обычным. Странно, но случившаяся с его сыном трагедия крайне его забавляла. Он хихикал себе под нос и говорил мальчику: «Ты понимаешь, какой же ты гребаный кретин?»