Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2

При этом старался следовать совету «красного» графа Алексея Толстого, автора романов «Хождения по мукам» и «Петр Первый», большого сибарита и замечательного писателя:

«Не стоит забывать, что книга пишется для читателя, поэтому она должна быть интересной и увлекательной».

Что верно, то верно, тяжеловесный слог далеко не всегда означает глубину проникновения в материал и мудрость автора. Но и легкость изложения не должна переходить в легковесность. Найти нужный баланс достаточно сложно.

Я даже в мыслях не провожу кощунственных аналогий, но ведь ни Антон Чехов, ни Михаил Булгаков, ни Виктор Вересаев (Смидович), то есть, писатели из врачей, не заканчивали литературного института имени Горького, которого, к счастью, тогда не существовало. Таким образом, они формально не получили специального литературного образования, что не помешало им стать настоящими Мастерами. А Эрнст Хемингуэй учился писательскому ремеслу, посещая в Париже богемно-литературный салон Гертруды Стайн, и усердно читая Джойса, Льва Толстого и Федора Достоевского.

Когда кому-то даровано нечто свыше, то это рано или поздно проявится в той или иной степени. Модильяни и Ван Гог тоже не учились в Академии художеств. Этим я вовсе не хочу сказать, что основы писательского дела не следует постигать (графомания бездарного дилетанта ужасна!), но если в человеке нет «искры Божьей», то в лучшем случае он будет писать внятные, довольно грамотные, но безликие тексты. Но это не есть художественная или документальная литература. Стилю не научишь, шарму не научишь; они внутри того, кто берется за перо. У настоящих авторов буквально с первой страницы мы чувствуем особую ауру, аромат и атмосферу, присущие только одному ему, позволяющие безошибочно определить: это проза Ивана Куприна, это — Жоржи Амаду, это — Акутагавы Рюноске, это — Франсуазы Саган и т. д.

Мои герои — не супермены, которых не существует в настоящей жизни, а обыкновенные опера, следователи, криминалисты, судебно-медицинские эксперты, причем, не выдуманные, а реальные. Одним словом, «рабочие лошадки», которые, понукаемые начальством, тянут телегу следствия, невзирая на ухабы и колдобины, сплошь и рядом встречающиеся на их пути.

В новой книге я умышленно описываю эпизоды из далекого прошлого (кроме «Дня в жизни»), чтобы не затрагивать свежие чувства людей, утративших своих близких. Горечь утраты, разумеется, остается на всю жизнь, но острота боли с течением времени несколько притупляется. Поэтому, о делах стародавних мне легче писать как с психологической, так и с моральной точки зрения.

Современного человека, одолеваемого однообразием труда, быта и развлечений (выбор последних ограничен и скуден, несмотря на кажущееся внешнее изобилие), влечет быть причастным к экстремальным ситуациям и к патологическим личностям, то есть к «роковым страстям», которых он лишен в обыденной жизни. Поэтому так идут нарасхват книжонки, расписывающие кровавые истории, с горой трупов на каждой странице, где у главных героев патронов в обойме пистолета больше, чем извилин головного мозга. Интеллектуальные персонажи Артура Конан Дойла, Эдгара Аллана По и Агаты Кристи нынче не в моде: слишком мало стали в кулаках, свинца во взгляде, пещерной беспощадности, слишком много высоколобой рефлексии.

Нам бы чего попроще: хрясь ногой в подбородок — челюсть врага разлетелась вдребезги, оставив гроздья окровавленных зубов на люстре!; так-так-так — короткая очередь навскидку из автомата, и ни одна пуля не проходит мимо цели — все три (четыре, пять, в зависимости от фантазии) плохих парня, находящиеся в различных частях офиса (гаража, заброшенного завода, роскошного особняка), отброшены со страшной силой к стене, буквально впечатавшись в штукатурку, оставляя на ней рубиновые разводы! Вот это по-нашему! Вот это круто!

На этом стремлении обывателя к «вторичному экстриму» (где сам он не участник, это слишком опасно, а всего лишь наблюдатель) работают целые синдикаты с безликими бригадами авторов, где замена одной фамилии на другую ровным счетом ни на что не влияет, которые дают приличный барыш издателям. Качество же практически никого не интересует. Детектив перестал быть штучной продукцией, его поставили на поток.

Криминальный жанр начал явно вырождаться, как, впрочем, и многие другие популярные направления в литературе. То ли проблема заключается в том, что массовая культура, и литература в том числе, в условиях рынка подчиняется его жестким законам и становится коммерческим продуктом, предназначенным для продажи; то ли в том, постепенно исчезают оригинальные, по настоящему одаренные пишущие люди. А нужны ли они вообще рынку? Элитарную прозу и стихи читают единицы. Хотя, не стоит недооценивать роль писательства ради денег. Федор Достоевский, Писатель с большой буквы, многие свои вещи создавал для того, чтобы элементарно расплатиться с карточными или рулеточными долгами.

Погони с перестрелками и «красивые» задержания — лишь небольшая составляющая часть работы правоохранительных органов. Остальное — это скучные допросы, заполнение вороха протоколов, поиски свидетелей, сбор улик, очные ставки, проверки показаний на местах происшествий и многочисленные экспертные исследования: криминалистические, автотехнические, психологические, психиатрические, судебно-медицинские.

То, что я пишу, можно назвать антидетективом, потому что я сознательно нарушаю неписанные каноны жанра. В классическом детективе, по крайней мере, в лучших его образцах, автор до последней страницы держит читателя в напряжении, заставляя вместе с героем решать задачи со многими неизвестными. Это своеобразная интеллектуальная головоломка, в разгадывании которой принимает участие читающий, и чем сложнее этот ребус, чем неожиданнее разгадка, тем удачнее и занимательнее книга.

У меня все обстоит куда прозаичней, но именно так все происходит на самом деле. Желание показать «кухню» расследования изнутри, особенно ту его часть, которая связана с экспертными исследованиями, объясняется тем, что этот аспект мне хорошо знаком, известен досконально. В книжном детективе, когда речь идет, скажем, о разгадке убийства, все зависит от смекалки сыщика, от его дедуктивных способностей. Экспертные службы маячат где-то на заднем плане, словно придаток, который иногда может быть полезен, но всегда второстепенен. Между тем, очень многие уголовные деяния, особенно совершенные при неочевидных обстоятельствах, получают перспективу раскрытия исключительно благодаря экспертным исследованиям. Иногда экспертиза является единственным и основным доказательством по делу.

Мне хотелось бы работать для думающего читателя, которому надоели высосанные из пальца, «захватывающие» детективные истории, содержание которых напрочь забываешь наутро, для читателя, которому суть дела и правда жизни важнее внешне броского, но ненатурального антуража, или «произведений на злобу дня», когда вчерашняя газетная криминальная сенсация преподносится под видом очевидной версии, от которой за версту тянет вяло текущей шизофренией или, что вероятнее всего, желанием хорошо заработать на еще звучащей, не остывшей теме.