Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

Ларс Фрост

Ларс Фрост родился в 1973 году в Копенгагене, закончил в 1998 году школу писательского мастерства. Писатель дебютировал сборником рассказов «А теперь – в Вену» в 2000 году, за которым в 2001 году последовал роман «Больше всего меня поражает наша способность забывать». В центре творчества Фроста – трилогия романов о датском обществе, показанном в настоящем («Красивые машины после войны», 2004), недавнем прошлом («Машинально на красный», 2008) и будущем («Скенвирке», 2011). Ларс Фрост выпустил также два стихотворных сборника («Несколько дней в Скагене», 2001 и «Несколько дней», 2006). Последний роман «Море» вышел в 2020 году. Фрост – лауреат Премии датских критиков (2011). Больше всего меня поражает наша способность забывать

Фрагменты романа

Действующие лица

У меня бывает чувство, что я знаю Вас, знаю очень хорошо. Может, мы могли бы перейти на «ты»? Может, когда-нибудь позже? Нет? Да так, наверное, и лучше всего. И все же меня это задевает. Столько лет Вы были здесь, так жаль, что Вы теперь уезжаете. Но отчего же Вы так одеваетесь: в этот белый смокинг и эти вот зеленые брюки? Мы так над ними смеялись: над этими зелеными брюками. Наша обязанность – выдержать все в духе традиций, старые блокноты всегда при нас.

Как долго, этого мы не знаем, но с достоинством. Новые легкие зонтики крыш, раскрытые над городом, что им по силам выдержать? Смогут ли они не дать небу рухнуть в комнаты и стоящие в них кровати? Вечно идущие ложиться спать – такими мы представляем самих себя. Мы выдерживаем этот стиль с достоинством. Иногда бывает, Вы напоминаете мне, что все это очень серьезно. Здесь случаются вещи, про которые не скажешь, что они безусловны. Здесь случаются тайны.

Мы называем похороны трагедией. Мы хотим, чтобы все изменилось к лучшему и чтобы Вы посеяли траву и нерешительность: от человека ждешь большей ясности.

Действие

Выходя из дома, воспоминания берешь с собой. О том, как не спеша принимал душ. Все это вот-вот исчезнет, думаешь ты, наверное. Но это не так. Я видел машину, такую же в точности, как твоя, битком набитую людьми, незнакомыми мне. (Красивый автомобиль из тех, что делали после войны.) Нарушающие всеобщее спокойствие хулиганы? Я охотно расскажу обо всем, но чтоб про хулиганов? Тут уж я не знаю. С какой стати тебе пришла эта мысль? Может быть, они и хулиганы. И все же, если задуматься, то с чего? На стадионе был матч? Воспоминания у нас с собой – воскресенье после полудня, ощущение того, что ты объелся. По телевизору показывают пустые горнолыжные трассы. Скоростной спуск у женщин в Кицбюэле, или где там они катаются, отменили. Камера показывает снег, и лес, и плавно колышущиеся в тумане фигуры зрителей в фосфоресцирующих лыжных костюмах. Стартовые калитки стучат на ветру, и туман, кадры, заполненные туманом, который не дает событиям начаться. Туман наверху на стартовом участке. Туман позирует фотографам. В этом, видимо, и причина всего. Но напряженности нет. Вот это называется стартовая калитка, а это называется стартовый участок. Мы усваиваем эти понятия, лежа в полусне на полу или на диване, освещенные снегом, параметры, предполагающие долгую выдержку и мягкость кадра. Потом сам кадр. Еще один. И после этого сон.

Интерес

Потом мне захотелось научиться водить машину. Я хотел увидеть Шербур. На площади старухи торгуют яблоками. Где еще найдешь более красивую жизнь, чем в книгах? В кино? В кино юная девушка продавала зонтики. Хочу увидеть Шербур, там у моря дыхание коровы: мягкое и пахнущее травой. Настоящие парадоксы встречаются редко. Часто можно заплатить штраф и тем же вечером уже быть дома. Хорошие копии – сказал некто о коровах. Он имел в виду море, они копии моря. Но если Шербур, образно говоря, это обнаженная женщина, то что тогда запах травы в мае или апреле? Мне кажется, что мужчину, работающего на большой муниципальной газонокосилке, в наушниках, предохраняющих от шума, и с сигаретой в зубах, вот-вот в этот послеполуденный час сморит от запаха свежескошенной травы, который в ту же секунду пробуждает во мне, проходящем мимо, непреодолимое желание научиться водить машину. Толика наготы за ее солнцезащитными очками. Там должна быть грудь, и где-то еще вторая, и женщина. А вот и она, она вечно здесь, как метро. Ей присуща та безыскусная прелесть, которая встречается в бассейнах, с их разделителями из пробковых шариков, натянутыми через зеркальную гладь воды между мужским и женским.

Форма и содержание

Счастье – это когда все начинает сосредотачиваться и концентрироваться. Яблоко начинает выглядывать наружу из цветка. Такое у него обыкновение. Тут нужно представить себе минимум предсказуемости. Например, как в случае со светофором, когда мы ожидаем, что сейчас загорится следующий сигнал. В Государственном музее искусств в Копенгагене висит картина, на которой изображен мужчина, чистящий сточную канаву. А вот полотно норвежского художника: щуплый мужчина в мягкой рубашке чистит канаву лопатой, у него на голове темная шляпа. Между ними, вроде бы, нет особой разницы. И там, и там течет вода. Ты расчесываешь волосы. Фредериксхольмский канал беззаботно несет все запахи, косвенные улики совершенных убийств и время. У нас в багажнике лежит запасное колесо. «Море, чтобы по нему плавать». Мы уже почти забыли, что когда-то Санкт-Петербург назывался Сталинградом. Это было давно. Мы забыли, что раньше Санкт-Петербург находился там, где сейчас находится Санкт-Петербург. Ленинград? Да, Ленинград. Это был Ленинград (это он находился там, где сегодня находится Санкт-Петербург).

* * *

Однако рукопожатие. Однажды я разговаривал с ней о рукопожатиях. До этого мы были в кино, и, как обычно, ей было что сказать о фильме, что-то разумное, и да, о рукопожатии тоже. Ей всегда есть что сказать, и это всегда что-то разумное. Я считаю, что иногда от этого даже неуютно становится. Мы встретили моего знакомого в фойе, и, представляясь, они пожали друг другу руки. Выйдя на улицу после фильма, она заговорила о рукопожатиях. Натянула перчатки, отомкнула велосипед, и, чтобы как-то проиллюстрировать предмет нашего разговора, мы, прощаясь, пожали друг другу руки и улыбнулись. И я обнаружил, что мы оба были при этом в перчатках. Я открыл для себя, что, оказывается, у меня припасено два разных рукопожатия, одно для женщин, другое для мужчин, для первых – деликатное обхватывание кончиков пальцев и более твердое, полноценное рукопожатие для вторых. Она сказала, что ей не нравится едва обозначенное пожимание руки, поэтому я, естественно, пожал ее руку как следует – но не сняв при этом перчатку. Тут как-то недавно ей пожали руку интересным образом. Выяснилось, что пожимавший был массажистом.