Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Наконец, в доме № 6, почти напротив, жил в 1910-х гг. прозаик и мемуарист Михаил Пришвин, а позже, сначала в 1917 г. Борис Пастернак, а уже в 1930-х гг. — актриса и режиссер Вера Яковлевна Эфрон, сестра мужа Марины Цветаевой. Здесь арестуют и расстреляют в 1938-м ее мужа — публициста, историка и юриста Михаила Фельдштейна.

Такой вот, исхоженный, истоптанный, если можно так сказать, литературой переулочек. Но мемориальная доска, повторюсь, висит только на доме Фурманова. Писатель и умер здесь — боец, прошедший все войны с Первой мировой, орденоносец, умер, представьте, от острой ангины, и, как пишет свидетель кончины, почти на руках у сестры Ленина — Анны Елизаровой. «Золотой человек умер», — сказала она в ту минуту.

Он, филолог, окончивший Московский университет, с 1923 г. работал уже в Госиздате, редактором отдела художественной литературы, в 1924-м был избран секретарем Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП) и был столь авторитетен среди литераторов, что Бабель, уже известный писатель, смотрел на него, заходя сюда, только снизу вверх и почти заискивающе поддакивал политруку. Да, Фурманов, написавший помимо книги о Чапаеве роман «Мятеж», собирался писать в этом доме и книгу о Фрунзе, с которым познакомился в 1918-м. Он даже план ее составил. Ведь именно Фрунзе отправил его в 25-ю стрелковую дивизию, к Чапаеву. Но помните ли вы, сколько он прослужил у знаменитого комдива? Не поверите — всего три месяца, март — июнь 1919 г., и ушел от Чапаева не только за два месяца до его гибели, но и окончательно разорвав отношения с ним. Из-за «приставаний» того к жене Фурманова — Анне Никитичне Стешенко. Нет, она не была той «пулеметчицей Анкой», она приехала в дивизию к мужу и стала заведующей культпросветом дивизии.

Была красива. С Фурмановым, будущим мужем, познакомилась в санитарном поезде на турецком фронте в 1914-м, где была медсестрой и подчиненной начальника поезда, прапорщика Фурманова. Потом, как и он, училась в МГУ, но в Гражданскую вновь выбрала фронт, поехала за мужем. И Чапай впервые увидел ее, когда с сослуживцами нагрянул в избу Фурманова и застал супругов в постели, когда Анна, как, простите, пишут, «вообще была неотразима». Так начался «конфликт чувств». Видимо, Анна, которую муж звал Ная, слегка кокетничала с комдивом, ибо, как гласит сохранившееся в архиве Фурманова письмо Чапаева, тот оправдывался перед комиссаром: «Так ведь я что, — писал Чапаев, — если бы Анна Никитична сама не хотела, так я ведь и не стал бы…» Фурманов ответил: «Это очень смешно и глупо, если бы я на самом деле вздумал ревновать ее к вам. Такие соперники не опасны, она мне показывала ваше последнее письмо, где написано „любящий вас Чапаев“. Она действительно возмущалась вашей низостью и наглостью и в своей записке, кажется, достаточно ясно выразила вам свое презрение… К низкому человеку ревновать нельзя, и я, разумеется, ее не ревновал, а был глубоко возмущен тем наглым ухаживанием и постоянным приставанием… о котором Анна Никитична неоднократно мне говорила». И в дневнике в те же дни запишет: «Я уезжаю. Со мной уезжает и Ная. Чапаев повесил голову, ходит мрачный…»

Анна проживет с мужем 11 лет и похоронит его. Будет воспитывать их дочь, тоже Анну, которая умерла совсем недавно, в 2011-м, и сына от второго брака с венгром-революционером Людвигом Гавро, станет директором одного из московских театров, а потом и ГИТИСа. Напишет пьесу по роману «Чапаев», примет участие в сценарии одноименного фильма братьев Васильевых и будет возмущаться, что при приемке фильма в ЦК партии им посоветовали ввести в сценарий героиню-женщину. Ввели, выдумали от начала до конца «Анку-пулеметчицу», которой никогда не было. Возражала и против имени пулеметчицы, но ее уже никто не слушал. Так и пошли гулять по свету выдуманные, скабрезные сплетни. Но — настояла на главном: назвала сына именем первого мужа — Дмитрием, записала его не под фамилией Гавро, а под фамилией Фурманов и — пожелала, чтобы ее похоронили на Новодевичьем рядом с писателем. Так и случилось в 1941-м.

178. Неглинная ул., 14/2(с.), — доходный дом В. Фирсановой (1895, арх. Б. Фрейденберг). Ж. — в 1902 г., на 1-м этаже в 5-комнатной квартире Антон Павлович Чехови его жена — актриса Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Здесь у него бывали Горький, Бунин, Гиляровский, Станиславский, Комиссаржевская и многие другие.

Дом № 14/2 по Неглинной улиц

В этом же доме жил в 1910–20-е гг. — народоволец, ученый, журналист и мемуарист, редактор-издатель газеты «Восточное обозрение» и журнала «Сибирский сборник» (1895–1906), председатель «Общества деятелей периодической печати и литературы» (1900-е гг.) — Иван Иванович Попов. И с 1949 по 1963 г. в этом доме жил журналист, историк, москвовед (автор книг: «Память, высеченная в камне», «Сокровища Москвы», «Мемориальные доски Москвы» и др.) — Олег Владимирович Песков.

Во дворе этого дома, кстати, с 1800-х гг. располагаются доныне знаменитые Сандуновские бани (перестроены в 1890-е гг. арх. Б. Фрейденбергом и С. Калугиным), основанные Силой Николаевичем Сандуновым (наст. фам. Сильвио Зандукелли), братом драматурга, юриста и переводчика Николая Сандунова, неоднократно бывавшего здесь.

179. Неглинная ул., 29/14(с. п.), — с 1864 по 1917 г. — гостиница и ресторан «Эрмитаж» Ж. Мореля и Л. Оливье (1864, арх. Д. Н. Чичагов).

Заметный дом в истории. Здесь, например, был когда-то французский ресторан московского повара Люсьена Оливье, «изобретателя» мясного салата своего имени. Хотя сам дом был построен на месте трактира с постоялым двором, который раньше звали «Афонькин кабак» (с 1816 г.). «Эрмитаж» возник после перестройки, уже в 1864-м. Смешно, но чуть позже известный прозаик Боборыкин скажет: в Москве есть три культурных центра — университет, Малый театр и ресторан «Эрмитаж».

В ресторане и впрямь «сиживали» Аксаков, Григорович, Островский, Горький, Станиславский, Качалов, даже Макс Линдер в 1913 г. Здесь действительно чествовали Ивана Тургенева (1879), Федора Достоевского (1880). Здесь, в марте 1897 г., перед ужином, у Антона Чехова началось сильное горловое кровотечение, едва не вызвавшее смерть, после которого он вынужден был уехать в Ялту. А советская власть, закрыв ресторан, устроила здесь с 1923 г. Дом крестьянина с общежитием и кинотеатром «Труд», а после 1945 г. — издательство «Высшая школа».

Но для меня лично этот дом на углу Трубной площади интересен тремя фактами, прямо связанными с литературой. Во-первых, тем, что в апреле 1924 г. здесь, в Доме крестьянина, останавливалась Анна Андреевна Ахматова. Во-вторых, здесь, в одном из специально снятых номеров гостиницы-общежития, застрелились в 1930-м году молодая писательница Ольга Николаевна Лященко(дочь писателя Н. Н. Ляшко) и влюбленный в нее гражданский муж ее, прозаик и журналист Виктор Александрович Дмитриев(псевдоним Николай Кавалеров). Двойное самоубийство всколыхнуло Москву, ибо причиной смерти был Александр Фадеев, у которого был роман с Ольгой и которую он бросил. Ольга была секретаршей в журнале «Красная новь» и подчиненной редактора его, Фадеева. В журнале работала и жена Фадеева Валерия Герасимова. Так вот, когда однажды Фадеев уехал с Ольгой на каком-то теплоходе, то покончить самоубийством решила как раз Герасимова — она приняла «огромную дозу снотворного», но осталась жива. Это установила занимавшаяся этим «делом» литературовед и историк Наталья Громова. А Ольга, оказавшись брошенной, попросила своего близкого друга застрелить ее. «Он застрелил ее — согласно тому, как было договорено, — и затем застрелил себя», — рассказывал позже Юрий Олеша. Фадеев, пишут, вышел сухим из воды благодаря заступничеству литчиновника Леопольда Авербаха, на сестре которого, помощнице прокурора Москвы, был женат тогда всесильный Генрих Ягода.