Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Островский женится еще раз. Это случится в 1869-м. На этот раз на красавице, на актрисе любимого Малого театра Марии Васильевне Васильевой 2-й. С ней в жизнь драматурга войдут новая мебель, равнение на моду, на блеск, на роскошь. Денег вновь станет не хватать, но уже не от бедности, от расточительности жены.

«Я давно уже не знаю ни одной покойной ночи, — напишет он директору императорских театров, — я никогда не знаю сегодня, будут ли у меня средства хоть на месяц вперед и не придется ли мне искать перехватить у кого-нибудь на время деньжонок без уверенности отдать их в срок. Это постоянная тоска, постоянная боязнь…» А если я скажу, что новая жена, родившая ему пятерых детей, «милочка Маша», как звал он ее на первых порах, оказалась к тому же излишне нервной и раздражительной, то очень скоро он сообщит брату в Петербург: «Я… знаю только кабинет. В Москве кабинет и в деревне кабинет…» Ревнивая, требовательная «милочка Маша» заставила его «бояться ее нервности и неожиданных припадков ярости», и, как пишут, Островский «сам не заметил, как привык ей покоряться». Вот когда, думаю, театр, игра, грим и фальшь победили… Словом, через год сообщит другу: «Здоровье мое плохо, я очень слабею».

1 января 1886 г. его назначили начальником репертуара московских театров. По положению ему полагалась новая и казенная квартира. И, готовясь к переезду, отправив в мае семью в усадьбу Щелыково, сам переселился из обжитой квартиры на Волхонке ( Волхонка, 14) в гостиницу «Дрезден», рядом с нынешним памятником Долгорукому на Тверской. Увы, до новой квартиры не дожил — 2 июня скончался. Ему было 63 года.

204. Оружейный пер., 1/34(н. с.). Здесь, в трехэтажном светло-зеленом доме, украшенном белыми медальонами с танцующими нимфами, с 1900-х гг., в 3-комнатной квартире второго этажа, жили с родителями две сестры — пианистка Ида Яковлевна Хвасс(ее имя и ныне впечатано в Доску почета консерватории) и художница, ученица Л. О. Пастернака и будущая врач-инфекционист — Алиса Яковлевна Хвасс(дальние родственники семьи Каган, сестер Лили Брик и Эльзы Триоле, а также поэта О. Э. Мандельштама — Вильгельмины Исааковны Мандельштам).

Это дом, об исчезновении которого (его снесли к Олимпиаде-80) русская литература могла бы пожалеть. В нем до последнего дня его происходило слишком много событий, связанных с поэтами и писателями трех поколений ХХ в. И трех поколений жильцов этой квартиры.

Сестры Каган в детстве: Эльза Триоле (слева) и Лиля Брик

Во-первых, здесь в 1910-х гг. в гостях у своих родственников, тогда пианистки и художницы Иды и Алисы Хвасс, часто бывали юные подруги их, тоже сестры — Лиля и Эльза Каган, будущие Лиля Брик и Эльза Триоле. И здесь, среди множества молодых людей, будущих женихов, бывал не только молодой Пастернак, который недавно еще жил почти в соседнем доме (н. с., Оружейный пер., 42/33), но и начинающий тогда поэт Владимир Маяковский. Маяковский часто бывал здесь, в семье, интересующейся литературой и искусством, и даже, утверждают, писал здесь стихи на каком-то «ломберном столике». Но главное: именно в этой квартире, где отец Иды и Алисы держал, по предположению, портновскую мастерскую (он и был портным), молодой и нахальный футурист и познакомился в 1913 г. с юной Эльзой Каган.

«Мне было уже шестнадцать, — вспоминала Эльза. — Лиля после кратковременного увлечения скульптурой вышла замуж (за Осипа Брика. — В. Н. ). В хвассовской гостиной, где стояли рояль и пальма, было много молодых людей… Кто-то необычайно большой в черной бархатной блузе размашисто ходил взад и вперед, смотрел мимо всех невидящими глазами и что-то бормотал про себя. Потом внезапно загремел огромным голосом. И в этот первый раз на меня произвели впечатление не стихи, не человек, который их читал, а все это вместе взятое, как явление природы, как гроза… Ужинали в портняжной мастерской за длинным столом. Сидели, пили чай… Я же ничего не понимала, сидела девчонка девчонкой, слушала и теребила бусы на шее… нитка разорвалась, бусы покатились… Я под стол собирать, а Володя за мной, помогать. На всю долгую жизнь запомнились мне полутьма, портняжный сор, булавки, нитки, скользкие бусы и рука Маяковского, легшая на мою руку…»

Довольно скоро поэт станет ее любовником. Почитатели Лили Брик отчаянно отрицали, что поэт был любовником обеих сестер (см., например, книгу «Загадка Эльзы» Д. Дезанти), да и сами сестры «избегали этой темы», но лично Эльза в 1944 г., в книге «Тетрадь, зарытая под персиком», где все были выведены под своими именами, призналась: «В течение двух лет у меня не было никакой другой мысли, кроме как о Владимире, я выходила на улицу в надежде увидеться с ним, я жила только нашими встречами. И только он дал мне познать всю полноту любви. Физической — тоже». Но как раз через эти два года, в 1915-м, в петербургской квартире Осипа и Лили Брик, последняя и «увела» навсегда от сестры поэта. Он потом назовет встречу с Лилей «радостнейшей датой», но как большой поэт тогда, на мой взгляд, и закончится. Так что все последующие беды Маяковского, включая его самоубийство, начались именно здесь, в Оружейном.

Здесь же, во‑вторых, Иду Хвасс, вскоре вышедшую замуж, рисовал художник Александр Осьмеркин, известна его работа 1917 г. «Дама с лорнеткой». Дело заключалось в том, что как раз в 1917 г., тут, у Хвассов, остановились два Александра — приехавшие из Киева Александр Александрович Осьмеркини… поэт, актер и шансонье Александр Николаевич Вертинский. Наконец, здесь в 1920 г. родилась и жила дочь уже 28-летней Иды Хвасс и актера, режиссера Александра Рустайкиса, будущая актриса, автор либретто мюзиклов и оперетт, многие годы не сходивших со сцен страны («Ромео мой сосед», «Крыши Парижа», «Воскресенье в Риме» и др.) и поэтесса-песенница Алла Александровна Рустайкис. Ее песни («В дальний путь», «Паутинка», «Цвела сирень», «Уходят женщины» и особо — «Снегопад») пели в разное время Людмила Гурченко, Валерий Ободзинский, Алла Баянова и, конечно, блистательная Нани Брегвадзе. Но, на мой взгляд, «лучшей песней» Аллы Рустайкис стала ее дочь, рожденная в 1943 г. от ее первого мужа, композитора, режиссера (в прошлом помощника Мейерхольда) Николая Александровича Басилова. Дочь, которую в этом доме вырастила и воспитала ее бабушка, А. Я. Хвасс.

Я говорю о знаменитой ныне поэтессе, устроившей в этом доме, в своей 25-метровой комнате, выкрашенной в черный и фиолетовый цвета, первый «литературный салон» времен «хрущевской оттепели», одной из основательниц (и тоже в этом доме!) СМОГа («Самого молодого общества гениев», поэтического общества 1960-х гг.) и жене гениального поэта Леонида Георгиевича Губанова(который также жил здесь с 1964 г.) — Елене(Алене) Николаевне Басиловой, которую все звали просто Бася.