Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Все это было, и это не шутка. По Москве даже поползли слухи о скорой помолвке. Тургенев и тот из Италии запрашивал Фета еще в 1858-м: «Правда ли, что Толстой женится на дочери Тютчева? Если это правда, то я душевно за него радуюсь…» Но не срослось, как говорят ныне. Толстой женится на Соне Берс, а Китти так замуж и не выйдет. Возможно, косвенно виноват в этом как раз Толстой, ведь пишут, что она осталась девицей, потому что у нее были «слишком высокие запросы» к будущему мужу. Она станет в 1867-м фрейлиной императрицы Марии Александровны, довольно известной писательницей, но к 40 своим годам купит имение Варварино, где откроет народную школу, будет писать учебники для детей, построит ветлечебницу и пожертвует на ее содержание 10 тысяч рублей. Если помнить, что и Толстой на старости лет писал для крестьянских детей «Азбуку» и заботился о их образовании, то его запальчивые слова о невозможности «сочувствия» его трудам со стороны Китти были по меньшей мере несправедливы…

Сам Тютчев в преклонных годах старался не бывать в этом доме. Его допекала упреками его сестра Дарья (как помните, хозяйка этого дома), которую он «находил» уже даже сварливой. А вот самого Сушкова уважал и, когда тот скончался, признался: «Это была прекрасная натура, в которой под детской непосредственностью таилась незаурядная сила чувств и стремлений. Во всякую эпоху моей жизни он был одним из тех, чье отсутствие я более всего ощущал… Не могу представить себе, что он, такой добрый и жизнелюбивый… что он тоже ушел от нас, унося с собой целый мир традиций, который уже не вернуть…»

Кстати, здесь же, в Старопименовском, но в не сохранившемся доме № 14, поселился в 1860-х гг. родной брат Тютчева — полковник Генштаба Николай Иванович Тютчев. Вот у него поэт и предпочитал останавливаться, наезжая в Москву.

276. Старосадский пер., 4/5(с.). Мимо этого дома и захочешь — не пройдешь. Еще бы, здесь в разное время жили три женщины, ставшие музами трех крупнейших поэтов ХХ в. — Маяковского, Брюсова и Арагона.

Начнем с того, что в этом доме в середине 1900-х гг. поселяются юрисконсульт, присяжный поверенный Урий Александрович Каган(кстати, собиратель предметов искусства, в будущем член Литературно-художественного кружка на Бол. Дмитровке и участник литературных дискуссий), его жена пианистка Елена Юльевна Каган(урожд. Берман) и две их дочери: тринадцатилетняя Лилии восьмилетняя Эльза. До этого семья жила в не сохранившихся сегодня домах: с 1890 г. — на Маросейке, 10/1, а позже — в Бол. Спасоглинищевском, 6.

Здесь старшие устраивали литературные и музыкальные вечера, дети говорили на русском и немецком, а с гувернанткой общались и на французском. Здесь ценили литературу, достаточно сказать, что отец назвал первую родившуюся девочку в честь возлюбленной Гёте Лили Шенеман. Впрочем, ее звали проще — Лиля.

Отсюда Лиля пошла в 5-й класс гимназии, которая располагалась в усадьбе Шуваловых-Голицыных ( Покровка, 38а), где в 1905 г. познакомилась и влюбилась в Осипа Брика, он вел тогда кружок политэкономии. «Я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына, — признается позже. — Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому». Но, несмотря на влюбленность в Осипа, который, как пишут, «мягко ухаживал» за ней семь лет, до 1912 г., чувства к нему не помешали юной девочке в эти семь лет крутить романы с другими. В нее с 14 лет влюблялись купцы, офицеры, владельцы санаториев, фабриканты. «У своих обожателей, — пишет один из ее биографов, — Лиля вызывала вовсе не платонические, не возвышенные, не романтические, а вполне земные, плотские чувства».

Дом № 4/5 по Старосадскому переулку

Скажем, еще в гимназии говорили о ее литературной одаренности, хотя на деле ее сочинения, которыми зачитывались, писал учитель словесности, влюбленный в нее. В нее влюбился родной дядя, потом учитель музыки, с которым она тогда же не только потеряла невинность (чуть ли не на рояле), но от которого сделала роковой аборт, навсегда лишивший ее материнства. Впрочем, романы продолжались и дальше, даже в 1911-м, за год до решительного объяснения с Осипом, она в Мюнхене, где училась лепке, ухитрилась крутить их сразу с двумя: с московским знакомцем художником Гарри Блюменфельдом, который рисовал ее «совсем голой», и с Алексеем Грановским, приехавшим учиться режиссуре. Гордилась, что они рядом с ней ни разу не столкнулись друг с другом. А Осип, ее любовь, все это время, начиная с новогодних елок, волочился за ней и только один раз, вспомнит Лиля, «как-то смешно и неловко поцеловал меня». Однажды, правда, когда их отношения «напряглись», она решила покончить с собой и приняла цианистый калий. Но ее, пардон, лишь… пронесло. «Мама, — запишет она в дневнике, — заподозрив неладное, обыскала мой стол, нашла яд, тщательно вымыла флакон и положила туда слабительное. Вместо трагедии получился фарс…» Фарс, мне думается, получится и из всех ее дальнейших «любовей», а вот трагедии — и реальные! — будут ждать в будущем едва ли не всех, кого она «выберет для себя».

В 1912 г. в феврале Лиля и Осип поженятся. «Лили, моя невеста, — писал накануне своим родителям Осип, — молода, красива, образованна, из хорошей семьи, еврейка, меня страшно любит — чего же еще? Ее прошлое? Но что было в прошлом — детские увлечения, игра пылкого темперамента. Но у какой современной барышни этого не было?» Тогда-то родители Лили и сняли им «скромную» квартирку из четырех комнат в Вознесенском переулке. Кстати, до знакомства с Маяковским, которого она легко отобьет у родной сестры Эльзы, влюбленной в поэта, оставалось меньше четырех лет. Эльза тем не менее догонит ее, «обложит со всех сторон» в Париже в конце 1920-х гг. поэта-модерниста Луи Арагона и, не без его помощи — так пишут! — станет знаменитой французской писательницей Эльзой Триоле. Этот фарс тоже закончится трагедией, Арагон накануне смерти признается: «Моя жизнь — страшная игра, в которой я проиграл. Я испортил ее с начала до конца…» А Маяковский, зная, что Лиля его стала секретной сотрудницей ОГПУ (ныне известен даже номер ее удостоверения), скажет в Америке своей подруге, что Лиля, кажется, о каждом его шаге «докладывает в ОГПУ».

Но здесь, в этом доме, запомним, «страшная игра» двух сестер только начиналась.

Наконец, тут же с 1930-х и по 1960-е гг. поселится «третья муза» поэта, и сама поэтесса и прозаик — Аделина Ефимовна Адалис(Ефрон, урожд. Висковатова). Это последний адрес ее, до этого жила на Поварской, 52,потом на ул. Дурова, 24, а в начале 1930-х гг. — в Столешниковом пер., 6. Здесь же поселилась уже с мужем, детским писателем Иваном Владимировичем Сергеевым, а также с сыном, поэтом-песенником Владимиром Сергеевым и дочерью, будущим драматургом, Юлией Сергеевой.