Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Тут, на Тверской, к 1950-м гг. поселились все «генералы» советской литературы: Фадеев и Леонов ( дом № 27), Павленко и Софронов ( дом № 9), Демьян Бедный и Чаковский ( дом № 8). Я уж не говорю про «полковников» и пр. Это ведь Гумилев придумал звания в литературе. Помните, его «чин чина почитай», когда он назвал себя «капитаном», а Немировича уже «полковником». Чтил, как военный, субординацию…

Поэт, прозаик и мемуарист Константин Симонов

Нет, и в этом «геройском» доме обитали и «полковники», и даже «лейтенанты». Здесь жили Ираклий Андроников, Георгий Бердников, Николай Томашевский, режиссер и сценарист Андрей Смирнов, здесь и ныне живет Александр Проханов. Но мне бы хотелось поговорить об одном, о писателе, поэте и драматурге, который совместил в себе и очаровательную романтичность, и тупое служение власти. Я говорю о Симонове.

Здесь он, дворянин по матери, княжне Оболенской, и не Константин, а Кирилл, поселился с третьей женой — актрисой Валентиной Серовой. Кстати, Константином он стал, ибо не выговаривал несколько букв. По преданию, в детстве, играя опасной бритвой, нечаянно порезал язык и имя Кирилл стал выговаривать как «Кийиль». Мать его даже написала стихи: «Константина не рожала, Константина не желала, Константина не люблю — И в семье не потерплю».

В нем (на мой взгляд) так и будет все двойственно. Родившаяся здесь их дочь Мария признается в 2000-х, что отец ее — это «два разных человека». До 1940-х — и после 1950-х. «Тогда был свой парень, поэт, смельчак, — скажет. — А потом — все-таки карьера. Человеком стал лукавым…» Я бы вывернул его «перерождение» наизнанку. До 60-х лукавил и изворачивался, а вот после стал уже Человеком. Но в любом случае слом, это перерождение происходило как раз в этом доме. Здесь он стал во второй раз гл. редактором «Литгазеты» (1950–1954) и во второй раз возглавил «Новый мир» (1954–1958), здесь получил последнюю, шестую Сталинскую премию (1950), стал секретарем правления Союза писателей и кандидатом в члены ЦК КПСС (1952–1956). Героя Труда и уже новую, Ленинскую премию получит чуть ли не через четверть века, в 1974-м, и — другим человеком. Можно сказать — кающимся.

Тут, за спиной его, токаря в 1931-м и студента Литинститута, была блистательная карьера. Поездка, еще студентом, на Беломорканал от Гослитиздата (сами понимаете зачем), аспирантура ИФЛИ, которую бросил ради войны на Халхин-Голе, первые сборники стихов и первые пьесы в «Ленкоме», героическая война (первые ордена и звание полковника) и первая всесоюзная известность после стихотворения «Жди меня». И всего ведь добился сам, без «мохнатой руки». Он ведь и женщины, которая поселится здесь с ним, знаменитой актрисы и тоже уже лауреата Сталинской премии, добивался годами. Он был уже дважды женат, когда в 1939-м они увиделись впервые. Первой женой его была писательница Наталья Соколова (Ата Типот), потом тоже литератор — Евгения Ласкина, которая родила ему сына Алексея. Но влюбился он во вдову знаменитого летчика, Героя Советского Союза, и знаменитую к тому времени актрису, Валю Серову. Помните его фильм «Случай с Полыниным», там ведь изображена она, подглядывающая в дырочку театрального занавеса — сидит ли в первом ряду влюбленный в нее Симонов?.. Вот ей он и посвятит и пьесу «Парень из нашего города», и, в 1941-м, стихотворение «Жди меня». А она, во фронтовом госпитале, где была с концертом, влюбится в генерала Рокоссовского. «Она была человеком искренним, — скажет потом их дочь Маша, — и, конечно, жить двойной жизнью не могла». Короче, при встрече врубила ему: «Извини меня, я полюбила другого человека». «Девушка с характером», совсем как в одноименном фильме, где снималась.

Год не встречалась с Симоновым. Но, когда Рокоссовский не ответил ни на одно ее письмо, она сама написала поэту, что согласна стать его женой. Так весной 1943-го они и поженились. Может, из-за этой «коллизии» она и стала пить, что в конце концов и разведет их через 14 лет.

Но главное, до 1949 г. он, пока не отсюда, а из первого их дома ( Ленинградский просп., 27) съездил в две в прямом смысле позорные командировки. Первый раз, в 1946-м, его «послали» в Париж уговаривать Бунина вернуться в Россию. Сталин послал «переманить» лауреата Нобелевской премии. И денег дал немерено. Во всяком случае, он первым делом позвал Бунина и наших «посольских» (приглядывавших за ним) в ресторан. Я был в «Лаперузе» на набережной Сены, этот ресторан и ныне шикарен, а тогда это был лучший ресторан Парижа. Возможно, там была и Надежда Тэффи, которую Симонов тоже «охаживал» и которая сказала ему саркастически: «Боюсь, что при въезде в СССР я увижу плакат с надписью „Добро пожаловать, товарищ Тэффи“, а на столбах, его поддерживающих, будут висеть Зощенко и Ахматова». А Бунин заметит, что многое понял по рожам «советских товарищей». Увы, ресторан не помог. Вот тогда Симонов и заказал самолет из Москвы с «яствами» из Елисеевского. С этим рейсом, думаю, и прилетела к нему «на подмогу» Валентина Серова.

Теперь стол в доме Бунина ломился: колбасы, севрюга, свежая осетрина, семга, анчоусы, кетовая и паюсная икра, маринованные грибы, пышная кулебяка… Жена Бунина запишет: «Третьего дня был у нас московский ужин… все прислано на авионе по просьбе Симонова… Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших, и младших. У Зайцева нет машинки, у Яна (Бунина. — В. Н. ) — возможности… полечить бронхит. Симонов ничем не интересуется… Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо». А Серова, обольщая классика, и пела тут, и стихи читала. Впрочем, как пишет Георгий Адамович, несмотря на выпитое, Бунин был непреклонен. «А вот был у вас такой писатель Бабель, гремел на всю страну, — спрашивал „под простачка“ Симонова. — Где он теперь?.. А еще был Пильняк? А Мейерхольд где?» «Симонов сидел бледный, опустив голову, и отвечал коротко, отрывисто, по-военному: „Не могу знать“». Но знал, конечно, знал. Родные его и ныне утверждают, что якобы Серова, когда муж куда-то вышел, шепнула нобелиату: «Не возвращайтесь ни в коем случае». Думаю, это апокриф, тому не надо было подсказок. Ведь когда в СССР начнут травить космополитов, Бунин скажет жене: «И в этот зверинец хотели нас заманить?!»

Симонов же, и это была его вторая позорная командировка, потом, в 1949-м, поедет в Ленинград на собрание писателей и будет там громить Ахматову и Зощенко. Когда-то он просил дать ее стихи в альманах и был у нее в Фонтанном доме, правда, позвонив в квартиру, как пишет Лидия Гинзбург, торопливо снял с пиджака и сунул в карман орден «Знак Почета», полученный за стихи. Теперь же уже не стеснялся: «Ахматовщину, — грассировал с трибуны, — надо выжечь каленым железом!» Ну, а что касается «космополитов», то здесь он был просто у «истоков». Через год после Парижа, 13 мая 1947 г., Сталин вызвал его, Фадеева и Горбатова к себе и, как пишет Симонов, лукаво улыбаясь, сказал: «А вот есть такая тема, которой нужно, чтобы заинтересовались писатели. Это тема нашего советского патриотизма». Сказал, что у интеллигенции «неоправданное преклонение перед заграничной культурой… перед иностранцами, — и, улыбнувшись, срифмовал: — Засранцами…»