Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

И — забыл сказать: сама же Софья станет фрейлиной и удачно выскочит замуж за младшего по возрасту генерал-лейтенанта и тоже князя Леона Людвиговича Радзивилла и переживет Пушкина почти на полвека. Надо ли говорить, что с 1832 г. князь Радзивилл был почти всегда в свите Николая I и, будучи, по словам графа С. Д. Шереметева, «шутником и забавником», стал известен уже тем, что сумел заставить хохотать «двух императоров». Занятно, разве не занятно «тасует карты» мадам История.

111. Еропкинский пер., 4(с.), — Ж. — до 1936 г., до своего ареста — литературовед, профессор Николай Петрович Кашини до 1937 г. его жена — редактор, переводчица Лидия Ивановна Кашина(урожд. Кулакова) — близкая знакомая С. А. Есенина и прообраз героини его поэмы «Анна Снегина».

Здесь, у Кашиных, в 1918 г. жил около месяца Сергей Александрович Есенин. Любил играть здесь в биллиард, охотно читал стихи и однажды даже лежал больным, «расслабленным», как сообщил в письме Андрею Белому. И здесь посвятил Лидии, «юношеской любви» своей, стихотворение «Зеленая прическа»: «Зеленая прическа, // Девическая грудь, // О тонкая березка, // Что загляделась в пруд?..»

Самой Лидии было в 1918-м уже 32 года, и она работала письмоводительницей и секретарем в управлении связи Красной армии. Но этот дом был уже не похож на богатые отцовские дома в Москве, где Лидия жила с 1900-х гг. ( Певческий пер., 2/10 и 12; Пречистенка, 40/2и главное, с 1912 г. — Скатертный пер., 20), где была еще гувернантка-немка, куда к детям Лидии три раза в неделю приходила учительница французского, где был гимнастический зал со шведской стенкой, биллиардная на 1-м этаже для взрослых и где детей рисовал однажды сам Леонид Пастернак (в 1963-м сын Лидии, Георгий Николаевич, эту работу художника «Начало танца» сдал в Третьяковку).

Если смотреть на сохранившиеся фотографии Лидии Кашиной, то она не выглядит красавицей. Дочь купца, училась в Институте благородных девиц, свободно изъяснялась на нескольких иностранных языках и, по словам ее домработницы, была «тонкая, нежная, возвышенная, не способная обидеть человека». «Бывало, упрекнет так мягко, что и не поймешь, ругает или хвалит. И при этом вся сконфузится: ты, говорит, уж прости меня, голубушка, если я не права. Подарки часто делала. Все раздавала крестьянам, деткам их маленьким…» А они в ответ, уже после революции, едва не сожгли ее отцовский дом в Константинове. Пишут, что как раз Есенин усадьбу и спас. Как вспоминала потом его сестра Шура, он выступил с «пламенной речью» на собрании колхоза: «Растащите, разломаете все, и никакой пользы! А так хоть школа будет или амбулатория. Ведь ничего нету у нас!» Так и случится, и константиновский «дом с мезонином», где Есенин, платонически влюбленный в Лидию, когда-то робко «трогал перчатки ее и шаль», как напишет в поэме «Анна Снегина», отойдет под медпункт, а потом и под квартиры учителям местной школы.

Здесь, же в Еропкинском, у Кашиных вырастут двое детей. Муж Лидии, в прошлом сельский учитель, занявшись творчеством драматурга Островского, станет литературоведом, профессором, а вот Лидия в поисках заработка на пять лет превратится в корректора газеты «Труд» и «дорастет» до литературного редактора. Кстати, бывала у поэта в кафе «Стойло Пегаса», там видела ее влюбленная тогда в Есенина поэтесса Надежда Вольпин, которая, приревновав Есенина, довольно зло описала Лидию: и довольно «старая», и «провинциалка», и «тускло-русые волосы».

Как Кашины встретили смерть Есенина в 1925-м, неизвестно, мы не знаем даже, ходили ли они на его «громкие» похороны. Но известно, что в 1936-м сначала арестовали Николая Кашина, а через год, в 1937-м, и саму Лидию, которая, освободившись, почти сразу и скончалась…

Но «дом с мезонином» под Рязанью стоит, ныне он часть есенинского музея. И жива одна из правнучек Кашиных, «беленькая, кудрявая, веселая», как говорят ныне в Константинове, и, заметьте, — Анна, как и героиня поэмы… И самое важное — жива поэма! Ну, чем не «пропуск в вечность» самой Лидии Кашиной.

112. Жуковского ул., 4(с.), — жилой дом (1905, арх. П. А. Ушаков). Ж. — с 1922 по 1930 г. в съемной квартире, перебравшись в Москву, — поэт, прозаик, драматург, сотрудник газеты «Гудок», будущий Герой Социалистического Труда (1974) — Валентин Петрович Катаев, у которого (в 1930 г.) жил прозаик и драматург Юрий Карлович Олеша.

Здесь же жил одно время и младший брат писателя — прозаик Евгений Петрович Петров(Катаев). Несколько дней в доме В. П. Катаева жил в 1922 г. Велимир(Виктор Владимирович) Хлебников(все адреса — Приложение № 2 ). И в этом же доме с 1923 г. жил также прозаик, сценарист, фотограф Илья Арнольдович Ильф (наст. фамилия Файнзильберг). Наконец, здесь, у общих друзей по Одессе, жил в 1930 г. сыщик из Одессы, авантюрист и во многом прототип Остапа Бендера в романах «12 стульев» и «Золотой теленок» — Остап(Осип) Вениаминович Шор.

Катаеву было здесь 25 лет, он приехал в Москву из Одессы. Кстати, дважды Георгиевский кавалер за участие в Первой мировой войне и уже состоявшийся писатель. Здесь поселился, разведясь с первой женой — одесситкой Людмилой Гершуни и женившись на другой одесситке, художнице Анне Коваленко, с которой расстанется в 36-м. Здесь писал и «Остров Эрендорф», и роман «Растратчики» (1926), и «Время, вперед!», и пьесу «Квадратура круга» (1928), и рассказ «Путешествие в будущее» (1929). И здесь происходила вся та занимательная и почти детективная история, связанная с написанием и публикацией романа «12 стульев» (написан в 1927 г., опубликован впервые в журнале «З0 дней», редактором которого был тоже одессит — Владимир Нарбут).

Жизнь Катаева к его 25 годам была уже довольно прихотлива и богата на события. В 13 лет напечатал первое стихотворение, в 15 первые рассказы. Воевал почти мальчишкой в Первую мировую (он ведь по матери был внуком генерала Бачея), получил офицерский чин и личное дворянство «за храбрость», потом служил в Белой армии у Деникина, потом с 1919 г. — в армии Красной. «Дров наломал», как сказали бы ныне, достаточно.

Бунин, которого Катаев считал своим учителем, в воспоминаниях напишет, что 11 апреля 1919 г. Катаев, Багрицкий, Олеша принимали участие в заседании по организации одесского профсоюза литераторов. «Очень людно, — пишет Бунин, — много публики и всяких пишущих… Волошин бегает, сияет, хочет говорить о том, что нужно и пишущим объединиться в цех… Но тут тотчас же поднимается дикий крик и свист: буйно начинает скандалить орава молодых поэтов, занявших всю заднюю часть эстрады: „Долой! К черту старых, обветшалых писак! Клянемся умереть за Советскую власть!“ Особенно бесчинствуют Катаев, Багрицкий, Олеша. Затем вся орава „в знак протеста“ покидает зал». Ведь это же было! И был визит Катаева к Бунину, когда последний записал: «Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: „За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки“…»