Игорь Гарин - Ницше

Лу Саломе ответила Фридриху Ницше без задержек. Она написала, что в ее планы не входит замужество, но она готова предложить ему, как и Рэ, свою дружбу, моральную поддержку и даже — создать некую интеллектуальную коммуну, «святую, как Троица», в которой Ницше и Рэ, отказавшись от каких бы то ни было на нее притязаний, занялись бы духовными исканиями под эгидой ее, Лу, музы. Пауля Рэ этот проект вполне устраивал, отношение к нему Ницше мне неизвестно.

Я полагаю, что чувства Ницше периода увлечения Лу Саломе были крайне сложны и противоречивы. Без всяких сомнений, она ему нравилась, ему опостылело одиночество, был крайне необходим близкий друг, но — женитьба? семья?

А. Эткинд:

Возможно, чувственные влечения Ницше были столь же подавлены, что и не проснувшиеся еще чувства Лу, и потому им было так хорошо ощущать свою невероятную близость в разреженных высотах духа.

Конечно, Ницше быстро понял незаурядность встреченной им девушки, может быть, впервые полностью понявшей его как человека и как философа.

Лу Саломе — Паулю Рэ:

Разговаривать с Ницше, как ты знаешь, очень интересно. Есть особая прелесть в том, что ты встречаешь сходные идеи, чувства и мысли. Мы понимаем друг друга полностью. Однажды он сказал мне с изумлением: «Я думаю, единственная разница между нами — в возрасте. Мы живем одинаково и думаем одинаково».

Ницше и сам писал, что «вряд ли когда-либо между людьми существовала большая философская открытость», чем между ним и Лу.

Переданный через Пауля Рэ отказ Лу неожиданно для самого Ницше сделал его более решительным. Он тотчас вернулся в Люцерн, встретился с девушкой и предложил ей руку и сердце. Но вновь получил отказ. Она повторила предложение заключить духовный союз. Однако Ницше не терял надежды. Ведь Лу посвятила ему стихи и гимн, пусть не оставляющие надежды, но наполненные такой упоительной гаммой чувств:

Я люблю тебя, увлекательная жизнь, как только друг может любить друга; я люблю тебя, когда ты даешь мне радость или горе, когда я смеюсь или плачу, наслаждаюсь или страдаю; покидая тебя, я буду страдать и уйду от тебя с тем чувством горя, какое испытывает друг, освобождаясь из объятий друга. Если у тебя не останется для меня радости — что делать! Мне останется твое страдание.

Ницше решил переложить последние слова на музыку, но работа так взволновала его, что душевный подъем, как это уже случалось с ним не раз, сменился депрессией, невралгическими болями и приступами. Волна чувств, охвативших влюбленного философа, стала опасной для него.

В июле друзья Ницше, его сестра и Лу Саломе съехались в Байрёйт на премьеру «Парсифаля». Ницше сердцем был с ними, но после разрыва с Вагнером страшился показываться ему. Он отсиживался по соседству в деревне Таутенбург.

Ф. Ницше — Лу Саломе:

Я очень рад, что не могу поехать в Байрёйт, и тем не менее, если бы я мог быть около Вас, болтать с Вами, шепнуть Вам на ухо несколько слов, я бы, пожалуй, был способен примириться с музыкой «Парсифаля» (при других условиях это для меня невозможно).

Д. Алеви сообщает, что «молодая русская» тотчас после премьеры «Парсифаля» приехала к Ницше в Таутенбург в сопровождении Элизабет. Что происходило в эти дни, может быть, самые лучшие и самые трагические в жизни Ницше? Похоже, признания в любви перемежались посвящением ее в тайны его философии, попытками покорить душу «молодой русской» духовной мощью.

Лу Саломе:

Я никогда не забуду тех часов, когда он открывал мне свои мысли; он поверял мне их, как если бы это была тайна, в которой страшно сознаться. Он говорил вполголоса с выражением глубокого ужаса на лице. И в самом деле, жизнь для него была сплошным страданием, убеждение в ужасной достоверности «вечного возврата» доставляло ему неизъяснимые мучения.

Д. Алеви:

Конечно, страстная, горячая натура Ницше и его требовательность испугали Лу Саломе; соглашаясь быть его другом, она не предвидела возможности этих страшных эмоций дружбы, более сильных, чем припадки самой страстной и бурной любви. Ницше требовал сочувствия каждой своей мысли; молодая девушка не соглашалась на это требование: разве можно отдать кому-нибудь ум и сердце? Ницше не мог примириться с ее гордой непреклонностью и ставил ей в вину эту гордость и эту независимость.

Ф. Ницше — П. Гасту:

Лу остается со мною еще на неделю. Это самая умная женщина в мире. Каждые пять дней между нами разыгрывается маленькая трагедия.

Большая трагедия готовились за его плечами близкими Ницше. Похоже, мать и особенно сестра играли в этой истории отнюдь не роль добрых фей. «Все добродетели Наумбурга вооружились против меня», — писал он. Но ради Лу Ницше, похоже, был готов пойти против воли близких. «Разрыв с семьей был для Ницше актом героизма, соответствовавшим его философии, но совершенно невозможным в практической жизни».

Ницше еще строил благостные планы: «Через два месяца мы [с Лу] поедем в Париж и проживем там, может быть, несколько лет», — но дело быстро двигалось к трагической развязке. Лу приехала к Ницше в Лейпциг, но не одна, а в сопровождении Пауля Рэ.

Она, должно быть, хотела, чтобы Ницше понял, что, при всех дружеских чувствах, в которых она ему никогда не отказывала, она желает сохранить полную свободу, но никак не подчиниться его воле. Отношение ее к нему можно назвать скорее симпатией, чем полной духовной преданностью. Хорошо ли она взвесила все трудности подобного предприятия, всю опасность такого опыта? Она знала, что оба друга влюблены в нее. Каким же было ее положение между ними? Была ли она уверена, что желая удержать обоих возле себя, она не уступит инстинкту, может быть, бессознательному любопытству измерить свои женские силы, свое очарование? Никто не может этого знать, и никто не ответит на эти вопросы.

Ницше терзался не только крайне отрицательным отношением к «союзу трех» со стороны семьи, но и ревностью к Рэ. В его больном воображении возникла идея предательства, вероломства: двое самых близких ему друзей любят друг друга и обманывают его, Ницше. Вот-вот он утратит и свою строптивую, непредсказуемую ученицу, и своего лучшего друга. Сложные чувства склонного к быстрым переменам настроения Ницше проглядывают со страниц его писем к Лу: