Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

XI. И вот, чтобы знать, что наша душа познается [28] Для передачи термина mens мы остановились на слове «душа», а не «дух» (что архаично) или «ум» (вносится излишний рационализм). – Прим. перев. не только прежде и достовернее, но и яснее, чем тело, должно отметить, как самое известное в силу естественного света, что где нет ничего, там нет побуждений или качеств; поэтому, где бы и что бы мы ни охватили мыслью, необходимо открыть в этом вещь или субстанцию, которой принадлежат качества и побуждения; и чем больше воспринимаем мы их в вещи или субстанции, тем яснее ее познаем. А мы гораздо большее постигаем в нашей душе, чем в чем-либо другом. Это обнаруживается из невозможности для нас познавать что-либо без того, чтобы такое познание не приводило нас, и гораздо достовернее, к познанию нашей души. Так, если я полагаю, что существует земля, ибо я ее касаюсь и вижу, то в силу этого для меня еще более естественно судить о существовании моей души; ведь может оказаться, что я полагаю, будто касаюсь земли, хотя бы никакой земли не существовало, но не может случиться, чтобы, раз я сужу подобным образом, моя душа, которая об этом судит, была ничто; то же и в других случаях.

XII. Тем, кто философствует неметодически, дело представляется иным по той лишь причине, что они никогда достаточно старательно не различают души от тела. И хотя они считают за достовернейшее для себя, что существуют они сами, а не что-либо иное, однако не замечают, что под самими собою здесь уместно было бы понимать одни души (mentes solas); они, напротив, скорее понимают только свои тела, видимые глазами, ощупываемые руками; этим телам они ошибочно приписывают силу чувствования. Это и отклонило их от познания природы души.

XIII. Но когда душа, познав сама себя, еще сомневается во всем остальном и всюду осматривается, чтобы распространить дознание как можно дальше, то прежде всего она находит у себя идеи множества вещей. Если только душа не утверждает и не отрицает существования вне себя чего-либо подобного этим идеям, то ошибиться в них она не может, сколь бы долго ни рассматривала их. Она находит также некоторые общие понятия и создает из них различные доказательства; по мере того как она сосредоточивается на последних, она вполне убеждается, что эти доказательства истинны. Так, например, душа имеет в себе идеи чисел и фигур, имеет также среди общих понятий и то, что если к равным величинам прибавить равные, то возникшие отсюда величины будут равны между собою, имеет еще и другие подобные понятия. Из этого легко доказать, что три угла треугольника равны двум прямым и т. д.; душа убеждается в истинности этого и других подобных положений, поскольку она сосредоточится на посылках, из которых выводит суждение. Но душа не может на них постоянно сосредоточиваться. Поэтому когда она вспомнит потом, что еще не знает, не присуще ли ей от природы обманываться даже в том, что ей представляется самым ясным, она начинает видеть, что по праву сомневается в этих вещах, и считает невозможным иметь какое-либо достоверное знание прежде, чем познает виновника своего происхождения.

XIV. Далее, душа, рассматривая различные идеи, находимые ею у себя, обнаруживает, что есть идея о существе высшего разума, высшей власти и высшего совершенства; идея эта превышает все иные: в ней душа познает бытие не только возможное и случайное, как в идеях всех других вещей, воспринимаемых раздельно, но познает бытие совершенно необходимое и вечное. Например, воспринимая в идее треугольника, как необходимо в ней заключающееся, то, что три угла его равны двум прямым, душа вполне убеждается, что треугольник имеет три угла равными двум прямым; подобным же образом из восприятия того только, что в идее существа высочайшего совершенства содержится необходимое и вечное бытие, должно определенно заключить, что есть существо высочайшего совершенства.

XV. Душа убедится в том сильнее, если заметит, что у нее нет идеи никакой иной вещи, относительно которой она подобным образом отметила бы, что в ней содержится необходимое существование. А из этого она поймет, что подобная идея существа высочайшего совершенства не возникла в ней сама по себе и представляет не какую-нибудь химерическую вещь, но истинную и неизменную природу, которая не может не существовать, так как в ней содержится необходимое существование.

XVI. В этом, говорю я, легко убеждается наша душа, если она раньше совершенно освободилась от предрассудков. Но так как мы привыкли различать во всех прочих вещах сущность и существование, а также привыкли произвольно измышлять разные идеи вещей несуществующих или никогда не существовавших, то естественно случается, что, погрузившись со всем вниманием в созерцанием существа высочайшего совершенства, мы сомневаемся, не является ли его идея случайно одной из тех, которые мы произвольно образуем или, по крайней мере, к сущности которых существование не относится.

XVII. Напоследок, обсуждая идеи, имеющиеся у нас, мы видим, что они не многим отличаются одна от другой, поскольку они суть некоторые модусы мышления; но как скоро одна идея представляет одну вещь, а другая другую, они становятся весьма различны между собой. И чем более идеи содержат в себе объективного совершенства, тем совершеннее должна быть их причина. Подобно тому, как если кто имеет идею какой-либо очень искусно сделанной машины, он по праву может доискиваться причины, в силу которой имеет эту идею: в самом деде, не видел ли он где-либо подобной машины, созданной другими? не постиг ли в совершенстве технические знания? не такова ли в нем сила разума, что, не видя никогда и нигде машины, он сам мог измыслить ее? И всякое произведение искусства, которое содержится в этой идее лишь объективно, то есть как бы в образе, должно содержаться в ее причине, какова бы последняя ни была, не только объективно и репрезентативно, именно в первой и самой главной причине, но и на самом деле формально или в возможности.

XVIII. Имея в себе идею Бога или Высшего существа, мы вправе допытываться, от какой именно причины имеем ее.И такую безмерность находим мы в этой идее, что вполне уверяемся в том, что она не могла быть вложена в нас ничем иным, кроме вещи, в которой действительно присутствует полнота всех совершенств, то есть никем иным, как реально существующим Богом. Но согласно естественному свету всего достовернее, что ничто не может произойти из ничего и что, сверх того, более совершенное не может произойти от менее совершенного, как от причины действующей и целостной; в нас же не могли бы существовать идея или образ какой-либо вещи, известного первообраза которой не существовало бы где-нибудь, в нас ли самих или вне нас, – первообраза, содержащего в себе действительно все совершенства. А так как мы ни в каком случае не встретим в нас самих суммы всех совершенств, идею которых имеем, то отсюда мы правильно заключаем, что совершенства эти находятся в чем-то от нас отличном, именно в Боге; или, поистине, некогда были, откуда ясно следует, что они также и сейчас имеются.