Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

XLII. Раз мы уже знаем, что все ошибки наши зависят от воли, то может показаться странным, что мы когда-либо заблуждаемся, так как нет никого, кто принуждал бы нас заблуждаться. Но далеко не одно и то же – желать быть обманутым и желать соглашаться с тем, в чем приходится находить ошибку.И хотя, действительно, нет никого, кто открыто желает быть обманутым, однако едва ли найдется хоть кто-нибудь, кто бы часто не желал согласиться с тем, в чем, бессознательно для него, содержится заблуждение. И само желание достичь истины весьма часто производит то, что люди не вполне знающие, какими путями должно ее достигать, выносят суждения о том, чего не воспринимают, а потому и заблуждаются.

XLIII. Однако достоверно, что мы никогда не примем за правильное чего-либо ложного, если станем утверждать только то, что ясно и отчетливо воспринимаем. Это достоверно, повторяю, ибо, раз Бог не обманщик, способность восприятия, дарованная нам, не может влечь к ложному, если способность утверждения распространяется нами на то, что ясно воспринимается. И это никакими рассуждениями не проверяется; так уж от природы запечатлено в душах, что всякий раз, как мы что-нибудь ясно воспринимаем, мы добровольно это утверждаем; и мы никоим образом не можем сомневаться, верно ли это.

XLIV. Достоверно также, что когда мы соглашаемся с каким-либо доводом, не воспринимая его, мы либо обманываемся, либо только случайно нападаем на истину и, таким образом, не знаем, не обмануты ли мы. Но, разумеется, редко бывает, чтобы мы соглашались с тем, что, как замечаем, не воспринято нами; естественный свет подсказывает нам, что следует всегда судить только о познанной вещи. Чаще же всего мы заблуждаемся в том отношении, что многое считаем некогда нами воспринятым и, по данным памяти, утверждаем его как нечто вполне воспринятое; в действительности же мы никогда этого не воспринимали.

XLV. Даже весьма многие люди во всю свою жизнь не воспринимают ничего настолько правильно, чтобы составлять о том достоверное суждение. А для восприятия, на которое могло бы опираться достоверное и несомненное суждение, требуется, чтобы оно было не только ясным, но и отчетливым. Ясным я называю то восприятие, которое дано налицо и открыто для наблюдающей души, подобно тому, как мы говорим, что ясно видим то, что при устремлении глаза, будучи в наличности, достаточно сильно и заметно приводит его в движение. Отчетливым же я называю восприятие, которое, будучи ясным, от всего остального так отделено и отсечено, что содержит в себе только ясное.

XLVI. Так, когда кто-либо чувствует сильную боль, то это восприятие боли является для него очень ясным, но оно не всегда отчетливо. Обыкновенно люди смешивают его со своим темным суждением о природе того, что полагают в больной части тела как нечто подобное чувству боли, тогда как единственно последнюю и воспринимают ясно. И таким образом может быть ясное, но не отчетливое восприятие; но восприятие не может быть отчетливым, если оно не ясно.

XLVII. В раннем возрасте душа человека, конечно, столь погружена в тело, что, хотя воспринимает многое ясно, ничего никогда не воспринимает отчетливо; но так как, тем не менее, мы о многом судим, то вследствие этого и почерпаем множество предрассудков, которые большинством людей позднее не оставляются. Чтобы мы могли освободиться от них, я вкратце перечислю здесь все простые понятия, из которых слагаются наши мысли, и разберу, что в каждом из понятий ясно и что темно, то есть в чем мы можем быть обмануты.

XLVIII. Все, что входит в наше восприятие, мы рассматриваем либо как вещи, либо как некоторые проявления вещей, либо, наконец, как вечные истины, не имеющие существования вне нашего мышления.Из того, что мы рассматриваем как вещи, наиболее общим являются субстанция, длительность, порядок, число и вообще все, что распространяется на все роды вещей. Но я знаю только два высших рода вещей: один – род вещей интеллектуальных или мысленных, то есть относящихся к духу или мыслящей субстанции; другой – род вещей материальных, то есть относящихся к протяженной субстанции или телу. Восприятие, желание и все виды как восприятия, так и желания относятся к мыслящей субстанции; к протяженной же относятся: величина, то есть само протяжение в длину, ширину и глубину, фигура, движение, положение, делимость самих частей и прочее. Но мы испытываем в себе и нечто иное, чего нельзя отнести к одному только духу или лишь к телу и что, как ниже в своем месте будет показано, происходит от тесного внутреннего союза нашего духа с телом; таковы голод, жажда и т. п., а равным образом возбуждения или страсти души, состояния не исключительно из мышления, как, например, побуждения к гневу, к радости, к печали, к любви и т. д, наконец, все чувства, как, например, боли, щекотания, света, цветов, звуков, запахов, вкусов, тепла, твердости и прочих качеств осязания.

XLIX. Все это мы рассматриваем как вещи или как качества, то есть модусы. Но так как мы знаем, что невозможно, чтобы что-либо происходило из ничего, то предложение «из ничего не происходит ничего» рассматривается не как существующая вещь и не как модус вещи, но как истина совершенно вечная, пребывающая в нашей душе; она называется общим понятием, или аксиомой. К роду аксиом относятся такие: невозможно, чтобы одно и то же вместе и было и не было; тот, кто мыслит, существует, – и бесчисленное множество иных положений.

Хотя они все и не могут быть отмечены, однако здесь разбора их не должно упускать, дабы, когда придет случай, мы мыслили о них, не ослепляясь никакими предрассудками.

L. И относительно этих общих понятий несомненно, что они могут быть ясно и отчетливо воспринимаемы; иначе они и не назывались бы общими понятиями. Некоторые из них действительно не у всех вполне достойны этого имени, так как не одинаково воспринимаются всеми. Это, однако, происходит, как я полагаю, не потому, что у одного человека способность мышления простирается шире, нежели у другого, но в силу того, что эти общие понятия как-то затемняются предрассудками некоторых людей, которые поэтому нелегко могут усвоить такие общие понятия; а между тем другие люди, будучи свободны от указанных предрассудков, воспринимают понятия яснейшим образом.

LI. Что же касается того, что мы рассматриваем как вещи или модусы вещей, то нужно обсудить каждое из них в отдельности. Под субстанцией мы не можем разуметь ничего иного, кроме вещи, которая существует так, что не нуждается для своего существования ни в какой другой вещи. И, конечно, субстанция, не нуждающаяся решительно ни в чем, может разуметься только одна, а именно Бог. Все же иные субстанции мы воспринимаем как такие, которые могут существовать лишь с помощью содействия Бога. Поэтому название субстанции не подходит к Богу и тем, другим, субстанциям одноименно (univoce), как обычно говорят в школах, то есть нет ни одного из обозначений имени Бога, которое было бы обще Ему и его творениям.