Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

Так, мысли, возникающие от действия внешних объектов или даже внутренних предрасположений тела, таких как ощущения цветов, звуков, запахов, голода, жажды, боли и подобные, именуются чувствами, внешними и внутренними. Мысли, которые зависят только от прошлых, оставленных в памяти впечатлений и от обычных волнений «духов», суть мечты, будь то во сне или наяву; здесь душа, не направляемая ничем, сама по себе, лениво следует за впечатлениями, столкнувшимися в мозгу. Но когда душа пользуется своей волей, чтобы направиться на известную мысль, не только умопостигаемую, но и наглядно представимую, и эта мысль дает определенное впечатление в мозгу, то возникает не страсть, а действие, точно называемое воображением. Наконец, когда обычное течение «духов» таково, что оно вообще вызывает печальные или веселые мысли, то это относят не к страстям, а к складу или нраву тех, у кого возникают такие мысли, и оттого-то говорят: «этот человек печального склада», «тот – веселого нрава» и т. д. Значит, остаются только мысли, происходящие от особой деятельности «духов»; ее результаты чувствуются как бы в самой душе; эти мысли именуются страстями в собственном смысле слова.

Правда, мы почти никогда не имеем мыслей, которые не зависели бы от многих из причин, из числа только что указанных; но наименование дается им от главной причины или от той, к которой они имеют особое отношение: поэтому многие путают чувство боли со страстью печали, чувство щекотанья со страстью радости, которую именуют также вожделением и наслаждением, чувства жажды и голода с желанием пить или есть, что является страстью, – ведь обычно причины, вызывающие боль, движут «духов» так же, как это требуется для возникновения печали, а причины, дающие чувство щекотанья, волнуют «духов» так же, как при возникновении радости, и т. д. Также путают склонность или привычки, располагающие к известным страстям, с самой страстью, что, однако, легко различить. Ведь, например, когда говорят, что в городе, осажденном врагами, первое суждение жителей о возможном бедствии есть действие, а не страсть их души, то хотя это суждение находит свой отзвук во многих лицах, последние, однако, не все одинаковым образом волнуются, но одни больше, а другие меньше, сообразно большей или меньшей привычке или наклонности к страху. И прежде чем их душа придет в волнение, единственно составляющее страсть, нужно, чтобы в душе возникло суждение, или хотя бы, не рассуждая, она поняла по крайней мере опасность и запечатлела ее образ в мозгу (что производится другой деятельностью, называемой воображением; нужно также, чтобы тем же путем душа направила «духов», идущих по нервам в мускулы, вступать в те из них, которые служат к закрытию клапанов сердца, что замедляет кровообращение; вследствие этого все тело бледнеет, холодеет и дрожит, а новые «духи», направляющиеся от сердца к мозгу, возбуждаются так, что не могут помогать образованию там иных образов, кроме тех, которые вызывают в душе страх; все это следует одно за другим, так что кажется, будто это одно действие. Подобно же, при всех прочих страстях происходят особые движения «духов», направляющихся от сердца.

Вот что я думал написать уже 8 дней назад Вашему Высочеству, и моим намерением было присоединить сюда специальное изложение всех страстей; но, найдя трудность в их перечислении, я был вынужден оставить почтальона без письма, а получив послание, написать которое Ваше Высочество оказали мне честь, я приобрел новый повод ответить; он обязал меня, оставив до другого раза исследование страстей, сказать здесь, что все доводы, свидетельствующие бытие божие и Бога как первую, неизменную причину всего, что не зависит от свободной воли человека, удостоверяют, мне кажется, также, что Он является причиной и всех тех действий, которые зависят от воли человека. Ведь доказать Его существование можно, только рассматривая Его как существо высшего совершенства; и Он не был бы таковым, если бы в мире могло произойти что-либо помимо Него. Правда, только одна вера научает нас благодати, посредством которой Бог возводит нас к сверхчувственному блаженству; но уже и философия достаточно показывает, что нельзя проникнуть в душу человека ни малейшей мысли, которой Бог не желает и не желал бы от вечности, присущей Ему. Школьное различие между причинами общими и частичными здесь не имеет места: например, солнце, будучи общей причиной всех цветов, не является в силу этого причиной отличия тюльпанов от роз, потому именно, что произрастание цветов зависит также от иных особых причин, вовсе той причине не подчиненных; но Бог является общей причиной всего таким образом, что в то же время Он оказывается причиной целостной; и ничего не может совершаться без его воли.

Правда также, что познание бессмертия души и потусторонних благ могло бы дать повод людям отходить к месту успокоения, если бы они были уверены, что позднее, в будущей жизни, насладятся всеми благами. Но ни одно основание не убеждает в том, и только ложная философия Гегезия, книга которого была запрещена Птоломеем ввиду многочисленных самоубийств лиц, прочитавших ее, – только эта философия пыталась убедить, что здешняя жизнь дурна; правильное учение, напротив, говорит, что даже среди наиболее печальных явлений и тягчайших скорбей всегда можно оставаться довольным, поскольку будешь пользоваться разумом.

Что касается мирового протяжения, я не вижу, что при размышлении о нем побуждает отделять частное предопределение от нашей идеи о Боге, ведь конечные могущества совершенно отличны от Бога; они могут быть исчерпаны; а мы имеем основание полагать, видя их способными к значительным результатам, что они, вероятно, распространяются и на незначительное; но чем более значительными считаем мы Божьи дела, тем резче мы отмечаем бесконечность его могущества, и чем больше известна нам эта бесконечность, тем сильнее уверяемся мы, что она распространяется на все самые частные действия человека. И не думаю также, чтобы через это особое божие Провидение, которое Вы называете основой теологии, Вы поняли изменение, происходящее в Его предписаниях в случаях действий, зависящих от нашей свободной воли. Теология не допускает такого изменения, и когда она обязывает нас умолять Бога, то не с тем, чтобы мы Ему указали, в чем мы нуждаемся, и не с тем, чтобы попытались выпросить у Него изменения в порядке, установленном от вечности Провидением: и то и другое должно порицать. Но мы молимся только с той целью, чтобы получить то, чем Он от вечности хочет наделить нас за наши молитвы. Я полагаю, что все теологи согласны в этом, даже арминиане [50] Арминианство – направление в протестантском богословии, утверждающее решающую роль свободы воли в деле спасения. – Прим. ред. , по-видимому приписывающие очень многое свободной воле. Я утверждаю, что трудно в точности измерить, до каких пределов рассудок повелевает нам принимать участие в общественных делах; но это не такая вещь, в которой необходима особенная точность: достаточно удовольствоваться сознанием, и многое можно предоставить здесь наклонности последнего. Ведь Бог так установил порядок вещей и связал людей в столь тесное сообщество, что хотя бы каждый и стоял сам за себя и совершенно не имел милосердия к другим, однако он не преминет выполнить для других все, что в его власти, в силу благоразумия, особенно если он живет в тот век, когда нравы не извращены. Сверх того, раз приносить добро другим выше и славнее, нежели заботиться о самом себе, то души, имеющие к тому наибольшую наклонность, оказываются наиболее великими и удостаиваются благ, которыми владеют. Только слабые и низкие души воздают себе больше, чем должно, и напоминают маленькие бокальчики, для наполнения которых достаточно двух-трех капель. Ваше Высочество не из их числа, и тогда как низких людей нельзя привлечь к труду на других иначе как показав им некоторую выгоду для них самих, в интересах Вашего Высочества нужно указывать, что Вы не окажетесь в состоянии быть продолжительно полезной для дела, которое Вас привлекает, если будете пренебрегать заботой о себе. Это делает меня, Сударыня, Вашего Высочества нижайшим и почтительнейшим слугою,