Дмитрий Кралечкин - Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Не действует ли Макс Блэк у Гёббельса как своего рода Анти-Хайдеггер, в некоторых пунктах способный совпасть с Хайдеггером? Базовая структура отсылки или значимости/референциальности, описанная Хайдеггером в «Бытии и времени», стремится к систематичности, то есть своего рода замыканию, указывающему на возможность определенной формализации (и, соответственно, способную обращаться, как у Хармана [65], в совершенно независимый, автономный мир тотальной референциальности, «одного для другого»). Блэк, однако, использует другую возможность – не систематичности и упорядоченности, создаваемой как своего рода мираж фундаментальной онтологии, в который Хайдеггер и сам со временем перестает верить, а отсутствия необходимости авторского решения, авторизации со стороны Dasein , которая бы устанавливала ту или иную связку. Если все дело в постоянно отступающей в само бытие-в-мире референциальности вещей и практик, которые не нуждаются в подтверждении со стороны Dasein , выступающего в качестве исходно в них включенного и реализующего всю систему референциальности в рамках Mitdasein , тогда можно поставить под вопрос приоритет практик, «перформансов» и поведений, все еще сохраняющийся в интерпретациях Хайдеггера, которые соглашаются с его антикартезианским и антифеноменологическим поворотом, но не готовы отказаться от базового маркирования действия как чего-то отличного от вещей/данности и обладающего приоритетом по отношению к таким вещам/данности. Так, прагматистская интерпретация (в версии Роберта Брэндома [66]) убедительно указывает на то, что Хайдеггер, по сути, стирает все следы «субъективных» реальностей (как реальностей, существующих в силу верификации их существования субъектом, выступающим, соответственно, непререкаемым свидетелем по вопросу их существования), отказывается от любого варианта трансцендентально-субъективного фундирования и переходит к чисто практическому/поведенческому фундированию через Mitdasein , то есть «социальное», построенное по модели взаимного признания (опять же не нуждающегося, в отличие от признания гегелевского, в какой бы то ни было активности субъекта). Поскольку «подручность» – то, что определяется до-ассертативной практикой или «перформансами» (которые, в свою очередь, подлежат типологизации), сама категория подручности не предполагает различия на «объекты подручности» и собственно подручность, поскольку подручными выступают и действия, и вещи. Однако это различие не стирается полностью, поскольку в этой некритически вводимой оппозиции вещей и действий приоритет однозначно получают действия, и именно этот приоритет позволяет удерживать вещи в сфере подручного (то есть в «бытии-в-мире»). Отказываясь от трансцендентального субъективизма, Хайдеггер, получается, не отказывается до конца от трансцендентализма, создавая своего рода трансцендентальный бихевиоризм (синонимичный утвердившейся в англо-американской философии позиции Хайдеггера-прагматиста). Как указывает Брэндом, «[в] мире подручного, в котором вещи суть что угодно, в зависимости от того, как на них отвечают (или могли бы ответить), индивидуация объектов (посредством их ролей как „с-чем-то“ и „к-чему-то“) определяется индивидуацией социальных практик. Типы объектов учреждаются типами перформансов» [67]. Соответственно, сдвиг от субъекта к Mitdasein , казалось бы радикальный, оказывается достаточным для построения социального варианта трансцендентального бихевиоризма (то есть неопрагматизма), в котором комплекс социальных практик (чем бы они ни были) выполняет автореференциальную функцию, но, возможно, не решает проблемы Хайдеггера, поскольку сохраняет следовое, но строго размеченное различие вещей и действий, являющееся базовым инструментом трансцендентального подхода как такового. С одной стороны, различие вещей и действий декларативно устраняется, как только учреждается базовый характер подручности (поскольку подручными являются, конечно, не только «вещи», «объекты» в обыденном смысле). С другой – само это учреждение пользуется правильно темперированным различием объектов и действий, что позволяет постоянно сдвигать его к инстанции само- оправдания (self-adjudicating): соответственно, различие между вещами и действиями оказывается различием в терминах действий, а не вещей (то есть социальные практики таковы, что некоторые действия могут считаться в них вещами, тогда как некоторые вещи могут операционализироваться в качестве действий). Применение этого рефлексивного хода является опять же стандартным трансцендентальным переключателем, шифтом, который позволяет сдвинуть оптику, однако такое изменение всегда руководствуется привилегией «активного» члена оппозиции, который способен дать отчет и за себя, и за свою противоположность (оппонента).

Примеры, которые приводит сам Брэндом, обсуждая вариации этого рефлексивного хода, говорят о том, что не всегда он становится трансцендентальным. Например, когда Энгельс утверждает, что само различие количественного и качественного является количественным, он, по сути, совершает антитрансцендентальную контрреволюцию, поскольку противоположный ход – признание этого различия качественным – означал бы не что иное, как утверждение различия в его собственной ложной (с точки зрения Энгельса) логике, то есть такое закрепление различия, в котором его привилегированный член полностью распоряжался бы и собой, и своим отличием от своего иного, причем так, что в конечном счете сам факт этого различия устранялся бы в качестве собственно различия, достойного такого именования (поскольку, разумеется, любое «настоящее» различие – это различие качественное, а количественное различие – это «всего лишь» количественное различие). Рефлексивный, но антитрансцендентальный ход Энгельса означает не просто перестановку, но именно устранение активного различия, различия в его истине, то есть признание иного различия как такового в качестве истинной среды различия, которая, однако, уже не может мыслиться по аналогии с единственным доступным термином интерпретации изначальности и истинности различия, то есть с различием качественным. Соответственно, у этого рефлексивного хода две возможности, из которых только одна является трансцендентальной – та, что выбирает в качестве само-оправдывающегося и само-отчитывающегося уже привилегированный или, строго говоря, маркированный член (тот, которому в оппозиции оппонент нужен лишь для того, чтобы подчеркнуть свое превосходство и в конечном счете суметь функционировать без такого оппонента). Результаты применения антитрансцендентального различия не всегда, однако, очевидны и настолько же радикальны, как у Энгельса: например, в различии субъективного и объективного мы можем признать само это различие «объективным» (что дает тот или иной вариант физикализма или элиминативизма), что может не так уж сильно отличаться от трансцендентально-бихевиористской версии Хайдеггера, исключающей позицию субъекта.