Элизабет Лукас - Франкл и Бог. Откровения психотерапевта о религии и Боге

После зачатия на первый план выступает педагогика, ее цель – поддержание и формирование растущего организма. И вновь судьба бросает кости, на этот раз определяя психологические и социальные условия развития ребенка. Духовное в человеке еще спит и ждет своего постепенного пробуждения. Терпеливо ждет, пока его носитель перестанет являть собой лишь первичный результат внешних воздействий и созреет для того, чтобы стать творцом своей собственной жизни. Ждет, пока он раскроется как уникальная, неповторимая, никогда ранее не существовавшая личность, не похожая ни на один из «единоутробных дубликатов». Этот процесс можно сравнить с изготовлением скрипки, когда после многих дней кропотливого труда наступает счастливый момент, и из инструмента можно, наконец, извлечь первые звуки. С этого момента в него «каким-то образом» сходит музыка.

Духовное не пребывает нигде в пространстве, в том числе и в могиле.

И как в препарированной скрипке невозможно найти никакой музыки, так и при вскрытии организма нельзя обнаружить дух.

Материя всегда проходит через период становления и период умирания. Это одинаково относится и к остывающим звездам, и к отцветающим фиалкам…

Духовное же, напротив, мыслимо лишь по ту сторону пространства и времени, в полном соответствии со своим обозначением. Даже когда оно – в пространстве и на время – соединяется с человеческим существом, формируя его личность, оно не утрачивает свою потусторонность. То, что личность не-смертна, было для Франкла так же несомненно, как и то, что личность нельзя зачать естественным путем.

И в конце концов, ведь и музыка не умирает вместе с разбитой скрипкой.

Все, что происходит чески, то есть в процессе развития отдельного существа, происходило и филогенетически – в процессе исторического развития всего человеческого рода. В первой книге Библии – Бытие – филогенетическое становление человека отнесено к шестому дню творения. После этого для Бога наступил день отдыха.

На седьмой день Бог сложил руки, и с тех пор только от человека зависит, что из него, человека, выйдет. А что же Бог? Он выжидает и смотрит, как человек творчески использует созданные Им возможности.

Готовую новую скрипку однажды передают скрипачу. Как он воспользуется заложенным в ней потенциалом? Насколько бережно будет с ней обращаться? Какую музыку станет играть? Все зависит от него. Смотрит ли на нас Бог?

Сказать по правде, моя метафора со скрипкой немножко хромает.

Ведь создателю скрипки может быть все равно, что станет с инструментом после продажи. Но мы не можем приписать такое же безразличие небесам. Франкл говорил, что у Бога «всепроникающий» взгляд.

Однажды в концлагере ночью Франкл, остававшийся и там верным своему призванию психотерапевта, разговаривал со своими измученными товарищами по заключению, стремясь вселить в них мужество и выдержку. И он сказал им, что на каждого из них кто-нибудь смотрит —

друг, жена, близкий человек – живой или мертвый – или Бог. И ожидает, что мы не разочаруем его. Он надеется увидеть, что мы страдаем не униженно, что мы знаем, как достойно умереть.

Франкл понимал состояние этих людей – не только их ужас перед перспективой скорой мучительной смерти, но и ощущение полной бессмысленности такого существования. Они были абсолютно бессильны хоть как-то изменить свое положение. Поэтому Франкл и предложил каждому из них представить себе какой-нибудь дорогой ему образ – они должны были оправдать ожидания воображаемого любящего человека или Бога и ради него достойно вынести страдания и смерть. И вот, несмотря ни на что, окруженные негодяями и палачами, они все-таки смогли сохранить свое человеческое достоинство до конца.

Что это было – завышенное требование или нужное слово в нужный момент? В своей книге Франкл рассказывает, как изможденные люди пробирались к его нарам и благодарили со слезами на глазах.

Идея о «всепроникающем» взгляде Бога нашла свое отражение и в сравнении, которое Франкл всегда излагал с большой серьезностью. Он просил слушателя или читателя вообразить себя актером на театральной сцене. Как известно, сцена часто служит символическим обозначением «мировых подмостков жизни».

Актер, стоящий на таких «подмостках», как бы говорит от лица всех людей.

Но здесь есть и другая сторона. Направленный на актера свет прожекторов и софитов слепит его, он почти не видит зрительного зала. Но ему это и не нужно – вид зала мог бы отвлечь его от роли и помешать сосредоточиться. Итак, актер видит, собственно, лишь большую черную дыру. Однако он знает, что в зале присутствуют зрители, внимательно следящие за его игрой.

Но разве не то же самое происходит и с любым человеком? Разве не ослеплен он повседневностью до такой степени, что уже не видит, перед кем, с большей или меньшей ответственностью, исполняет свою роль?

Именно там, где мы ничего не видим, – именно там сидит наш главный зритель и смотрит на нас, неотрывно… Будьте настороже! Вы стоите на сцене при поднятом занавесе!

Символика Абсолюта, или Необходимость и невозможность

Мы уже несколько раз прибегали к сравнениям – в надежде, что они помогут прояснить ту или иную мысль. С одной стороны, это небесспорный прием, с другой – без него часто невозможно обойтись – та же Библия просто изобилует сравнениями и притчами.

Здесь возникает проблема: религиозные символические иносказания описывают то, что в принципе нельзя описать, божественное замещается символами, то есть вещами, которые божественными не являются, и это неописуемое порой теряется за символикой.

Что делать? Видимо, смириться с тем, что пока нам не дано приблизиться к разгадке тайны Абсолюта. Что религиозные формулировки и изречения всегда отмечены «нечистыми» человеческими чертами и должны восприниматься лишь по аналогии. Когда, например, говорят, что Бог добр, милостив и так далее, то это и правильно, и неправильно. Потому что любые определения годятся только для предметов и живых существ. Но Бог не вещь среди вещей и не организм среди организмов.

И все же потребность использовать символы там, где слов недостаточно, встроена в condition humaine – природу человека – и служит человеческому духу для создания «дозволенного вспомогательного моста».

И как бы ни был недоступен Абсолют, а человек все равно глубоко задумывается над смыслом бытия, все равно рано или поздно наталкивается на вопрос: для чего существует Вселенная? Может быть, теплой летней ночью он лежит в шезлонге на террасе и устремляет мечтательный взор на звездное небо. Может быть, он выходит под парусом в открытое море, и его дух отправляется в дальние странствия вместе с волнами. Или он прислушивается к завыванию зимних штормовых ветров, стучащих в его окно и разбрасывающих по стеклу ледяные узоры. Каждый человек хотя бы раз задумывается о том, каким образом и для чего существует все то, что существует? Смысл целого непостижим. Так, говоря словами Блеза Паскаля, ветка не может постичь смысл дерева как целого.