Арсений Куманьков - Война в XXI веке

Отличительными характеристиками нового терроризма называются именно интенсификация террористической практики, смена иерархической организационной структуры на горизонтальную, или сетевую, а также «интернационализация и глобализация» духовной или религиозной пропаганды насилия [212] Goertz S., Streitparth A.E. Op. cit. P. 133. , в результате чего формируется единый фронт людей, готовых участвовать в терроризме, несмотря на то что проживают они в различных регионах мира. Это подтверждается и исследованием специалистов из Центра изучения терроризма и политического насилия Сент-Эндрюсского университета, которые заметили, что чаще всего концепт «новый терроризм» применяется в научной литературе в контексте обсуждения «роста уровня насилия или увеличения числа жертв» [213] Lynch О., Ryder С. Deadliness, Organisational Change and Suicide Attacks: Understanding the Assumptions Inherent in the Use of the Term “New Terrorism” // Critical Studies on Terrorism. 2012. Vol. 5. P. 264. . Причём жертвы эти появляются вследствие неизбирательных и непропорциональных атак, когда нападению подвергаются случайные люди.

Тем не менее многие исследователи ставят под сомнение целесообразность применения понятия «новый терроризм» [214] Field A. The “New Terrorism”: Revolution or Evolution? // Political Studies Review. 2009. Vol. 7. No. 2. P. 200–204. . Основные аргументы в этом случае сводятся к тому, что религиозные мотивы можно обнаружить и в действиях террористических групп прошлого (разница между религиозным обоснованием терроризма и идеологией в принципе невелика), и что нередко действия террористов предыдущих волн также были направлены против случайных жертв [215] Качественный обобщающий обзор контраргументов в дебатах о новом терроризме см.: Kurtulus E.N. The “New Terrorism” and Its Critics // Studies in Conflict & Terrorism. 2011. Vol. 34. No. 6. P. 479–480. . Кроме того, высказываются опасения, что принятие парадигмы нового терроризма опасно, поскольку создаёт алармистские настроения, позволяющие сделать принятие решения о войне или введении чрезвычайного положения более лёгким и менее демократическим – просто прикрываясь невиданной опасностью, с которой пришлось столкнуться тому или иному государству [216] Spencer A. Questioning the Concept of New Terrorism // Peace, Conflict and Development. 2006. No. 8. P. 5; Field A. Op. cit. P. 205. . Во многом дискуссия о новом терроризме напоминает полемику вокруг обсуждения теории новых войн. Хотя в данном случае существенное отличие состоит в том, что споры о разных видах терроризма осложняются отсутствием консенсуса относительно самого понятия «терроризм» – проблема, о которой было сказано выше. Если основной вывод теории новых войн состоит в том, что констелляция свойств и характеристик (возможно, уже встречавшихся ранее) заставляет говорить о появлении определённого типа войны, который в данный момент становится доминирующим, то сторонники концепции нового терроризма настаивают на том, что мы сталкиваемся с абсолютно новым феноменом, не существовавшим ранее. В главах 3 и 4 мы ещё вернёмся к обсуждению терроризма в связи с этическими вызовами, которые связанны с террористической деятельностью и борьбой с терроризмом.

Понятие гибридной войны (hybrid warfare) довольно популярно, оно часто используется в средствах массовой информации, хотя, возможно, смысл его не вполне ясен. Однако интенсивное употребление термина в медийной среде не свидетельствует об однозначности его трактовки. Множество вариантов определений, которые дают военные эксперты и теоретики, лишь усугубляет ситуацию.

Гибридность (от лат. hybrida – помесь), зафиксированная в понятии гибридной войны, указывает на применение в ходе одного конфликта различных по своему типу средств и сил ведения борьбы. Война, таким образом, становится отличной от своего традиционного образа. Как правило, при описании феномена гибридности войны отмечается её мультимодальный характер, т. е. одновременное использование конвенциональных и неконвенциональных средств, симметричных и асимметричных тактик, регулярных и иррегулярных сил, применение кибероружия, информационных и дипломатических атак, вмешательство во внутреннюю политику, поддержку сепаратистских движений, криминальных и террористических группировок на территории противника, содействие развитию революционных процессов, попытки произвести смену режима. Таким образом, адаптируются различные методы и технологии управления конфликтом, которые ранее, возможно, не сочетались между собой или даже не рассматривались в качестве военных средств. Гибридная война может быть одновременно и сетевой, и информационной, и экономической. Военное вторжение при помощи армейских подразделений оказывается в таком случае далеко не главным методом борьбы. Более того, открытые боевые действия могут вообще не применяться, а война не объявляться. Основным стратегическим преимуществом в таком случае оказывается официальное непризнание государством, ведущим гибридные боевые действия, своего участия в войне, что позволяет избежать обвинений в агрессии и уйти из-под возможного внешнего давления, направленного на восстановление мира.

Термин «гибридная война» появился сравнительно недавно. Считается, что впервые его применили Джеймс Мэттис, на тот момент генерал-лейтенант Корпуса морской пехоты, впоследствии – министр обороны США, и Фрэнк Хоффман, отставной подполковник резерва Корпуса морской пехоты США, в статье «Будущие войны: появление гибридных войн» [217] Hoffman F. G., Mattis J.N. Future Warfare: The Rise of Hybrid Warfare // U.S. Naval Institute Proceedings. 2005. Vol. 132. No. 131. P. 18–19. . Хоффман впоследствии активно публиковался по теме гибридных войн [218] Hoffman F.G. How the Marines Are Preparing for Hybrid Wars // Armed Forces Journal International. 2006. April; Hoffman F.G. Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Wars. Arlington, VA: Potomac Institute for Policy Studies, 2007; Hoffman F.G. Preparing for Hybrid Wars // Marine Corps Gazette. 2007. Vol. 91. No. 3. P. 57–61; Hoffman F.G. Hybrid Warfare and Challenges // Joint Forces Quarterly. 2009. No. 52. P. 34–39. и дал следующее определение или, скорее, описание термина:

«Размытие границ между различными способами ведения войны, теми, кто воюет, и технологиями, приводит к появлению широкого спектра разнообразия и сложности, которые мы называем Гибридной Войной. Гибридные Войны могут вестись как государствами, так и негосударственными субъектами. Для Гибридных Войн характерен целый ряд различных способов ведения войны, включая обычные средства, нерегулярную тактику и форматы, террористические акты, включая неизбирательное насилие и принуждение, и преступные беспорядки. Эти мультимодальные действия могут проводиться разными подразделениями или даже одним и тем же подразделением, но обычно они на оперативном и тактическом уровне ведутся и управляются в соответствии с действиями на основном театре военных действий для достижения синергетических эффектов» [219] Hoffman F.G. Conflict in the 21st Century… P. 14. .