Арсений Куманьков - Война в XXI веке

Безусловно, это всего лишь вводные положения, указывающие на целый комплекс проблем, связанных с борьбой в виртуальном пространстве, однако их анализ позволяет получить представление о возможности применения теории справедливой войны к кибервойне. Так, очевидно, что использование теории справедливой войны для оценки конфликтов в цифровом мире должно учитывать специфику пространства, в котором ведётся борьба. В результате принцип правого дела в контексте кибервойны приобретает новые трактовки. Так, Эдвард Т. Барретт из Военно-морской академии США обращается к проблеме легитимации начала войны по совокупности множества причин [399] Barrett Е.Т. Warfare in a New Domain: The Ethics of Military Cyber-Operations. N.Y.: Continuum, 2007. P. 4–17. О множественности причин (multiple reasons) как справедливом основании войны пишет Николас Фоушин. Согласно Фоушину, возможно представить ситуации, когда военное нападение становится обоснованным не в силу отдельной причины, а по совокупности обстоятельств, каждое из которых не могло бы дать справедливую причину войне, но которые легитимируют её в сумме своей. Так, оправданным становится вторжение в Ирак в 2003 г. Fotion N. War and Ethics: A New Just War Theory // Journal of Military Ethics. 2013. Vol. 12. No. 1. P. 75. . Поскольку кибератаки, как правило, представляют собой точечные удары, необходимо определить, могут ли они по отдельности или в своей совокупности санкционировать объявление войны.

В принципе можно выделить несколько характерных направлений кибервойны. Полезным представляется разделение на кибершпионаж, т. е. сбор информации без причинения вреда программному обеспечению противника, и кибератаки, подразумевающие собой выведение из строя или полное уничтожение информационных сил врага. Кибершпионаж состоит обычно в попытках заполучить секретные сведения, связанные с национальной безопасностью или экономическими тайнами, раскрытие которых подрывает инфраструктуру государства. Соответственно, в контексте принципа правого дела должен быть поставлен вопрос о том, может ли множество актов шпионажа, каждое из которых, не было бы достаточно веской причиной применения силы, оправдать вступление в войну? Кибератаки, в свою очередь, нацелены на выведение из строя компьютерных систем противника. Такая атака может уничтожить не только программное обеспечение и сорвать работу каналов коммуникации, но и разрушить сами компьютерные системы, т. е. речь идёт о фактически физическом нападении на материальные объекты. В данном случае также встаёт вопрос о признании фактов нанесения ущерба собственности в качестве веского основания для справедливой войны. Кроме того, как замечает Барретт, известную проблему представляют упреждающие действия в IT-среде, которые, как и в обычных войнах подаются как действия по самообороне. Поскольку применение вредоносного программного обеспечения или так называемых логических бомб всё же относится к оружию несмертельного действия (non-lethal weapon), вызывает сомнения допустимость ответа на агрессию в киберсреде при помощи конвенционального оружия. Как замечает Брайан Оренд, в этих обстоятельствах «кибератаки не могут послужить оправданием чему-либо более значительному, чем соответствующий киберответ» [400] Orend B. Fog in the Fifth Dimension: The Ethics of Cyber-War // The Ethics of Information Warfare / ed. by L. Floridi, M. Taddeo. N.Y.: Springer, 2014. P. 14. . Угроза использования кибероружия именно для убийства пока что остаётся скорее потенциальной, поэтому Барретт сравнивает средства киберборьбы с ядерным оружием, указывая на тот факт, что само по себе «обладание ядерным оружием никогда не рассматривалось как casus belli» [401] Barrett E.T. Op. cit. P. 6. .

Итак, агрессивные действия в киберсреде сложно признать достаточным основанием для вооружённого ответа. Однако если кибершпионаж, подрывающий силы неприятеля, проводится в рамках общего военного наступления, он может дать дополнительные основания для обращения к военной силе и вооружённый ответ на совокупность агрессивных действий будет допустимой мерой. Кибершпионаж, таким образом, удовлетворяет требованиям принципа множественности причин Н. Фоушина и может рассматриваться в качестве одной из ряда веских причин, санкционирующих войну. Тем не менее сам по себе такой вид шпионажа, видимо, ничем не отличается от прочих видов разведывательной деятельности, которая ведётся в отношении любого государства постоянно и всё же не приводит к развязыванию войн, и представляет собой лишь одно из рутинных средств внешней политики государств.

Кибератаки, результатом которых оказывается лишь выведение из строя компьютерных сетей, важных для поддержания обороноспособности страны, могут рассматриваться аналогично предыдущему случаю в качестве одной из причин, складывающихся в совокупность основательных причин войны. Однако кибератака может завершиться повреждением аппаратов поддержания жизни, например, в госпитале, или спровоцировать аварию на особо опасном объекте (атомная электростанция, гидротехнические сооружения). В этих случаях атака приведёт к летальному исходу, к физическому уничтожению сил противника. Очевидно, что подобное нападение соответствует требованиям правого дела и может быть весомым основанием для войны при удовлетворении всех прочих принципов jus ad bellum. Таким образом, с точки зрения этики определяющей категорией становится результат кибератаки, а не её непосредственное содержание или продолжительность.

Упреждающая киберактивность близка к кибершпионажу, а следовательно, и оценка подобной активности с точки зрения нормативной теории близка к оценке случая киберразведки. Сама по себе разведывательная деятельность в киберсреде не может трактоваться как акт, санкционирующий ответное нападение. Но упреждающая или превентивная IT-деятельность может парализовать функционирование узлов, сбой в работе которых приводит к катастрофическим последствиям и потерям в живой силе. Таким образом, борьба с упреждающей самообороной в киберпространстве может рассматриваться в качестве действительно правого дела.

Особенный характер кибервойны заставляет большинство учёных поднять вопрос о проблеме атрибуции (attribution problem) в этом виде конфликта. Кристофер Дж. Эберле в статье «Справедливая война и кибервойна» следующим образом описывает проблему атрибуции: «Когда танки катятся через границу, обычно это в равной степени понятно, что они сделали это и чьи это танки… Кибератака может проходить через множество серверов во множестве стран, и власти этих стран, подвергшихся интервенции, могут не суметь или не пожелать помочь определить исходный источник атаки, и поэтому даже технологически продвинутая жертва может оказаться не в состоянии достоверно опознать виновника нападения» [402] Eberle C.J. Just War and Cyberwar // Journal of Military Ethics. 2013. Vol. 12. No. 1. P. 56. . И хотя история традиционной войны знает примеры внезапных нападений, силы, участвующие в них, обычно становятся опознанными после того, как удар нанесён.