Стив Фуллер - Постправда: Знание как борьба за власть

Возможно, именно такое состязание соответствует «Игре в бисер» Германа Гессе. Это предположение, хотя и кажется поначалу легковесным, приобретет более весомый смысл, если рассмотреть обширный запас научных исследований, составляющих то, что Дон Суонсон [Swanson, 1986] окрестил «нераскрытым публичным знанием», то есть исследованиями, которые уже опубликованы, но при этом остаются недостаточно использованными, если вообще прочитываются. Скрывающаяся за этим выражением идея, пришедшая из библиотековедения и наук об информации, состоит в том, что можно создать стимулы и развить соответствующие поисковые машины, чтобы исследователи начали глубже изучать базу уже существующего академического знания с целью поиска скрытых, возможно, междисциплинарных, связей. Последние впоследствии могли бы помочь сэкономить на ресурсах, которые в противном случае использовались бы для проведения исследования с нуля. В идеальном случае людям, у которых есть мотив испытывать подобным образом судьбу, изучая научные работы, не захочется изобретать эпистемическое колесо, столь часто встречающееся в заявках на исследовательские гранты, в которых исследователи обозревают литературу не столько в качестве своего настоящего источника, сколько в качестве риторического инструмента, призванного расчистить концептуальное пространство для собственного вклада, еще только ожидаемого в будущем.

Однако, как только мы разворачиваем понятие избыточности информации в сторону нераскрытого публичного знания, оно начинает представляться не столько непреднамеренным следствием успеха, сколько симптомом откровенного провала. В этом контексте Клэй Джонсон [Johnson, 2012], один из пионеров цифровых политических кампаний, придумал выражение «информационное ожирение», описывающее склонность цифровых потребителей справляться с изобилием информации не за счет регулярной выборки из всего спектра доступных данных, а путем «запойного» потребления одних и тех же источников, подкрепляющих их мнение. Эта склонность поощряется поисковыми машинами, которые становятся все более чувствительными к паттернам цифрового потребления. В результате потребители цифрового контента чувствуют себя порой крайне информированными, но на самом деле они могут игнорировать большую часть доступной информации. Это, возможно, похоже на чувство насыщения после калорийного обеда в заведении быстрого питания, в котором отсутствуют некоторые жизненно важные питательные элементы. Правовед Касс Санстейн [Sunstein, 2001] дал известное описание этой проблемы как «эффекта эхо-камер», способного подорвать любые перспективы цифровой демократии. В применении же к науке как коллективному предприятию этот феномен распознается в сюжете «зависимости от траектории», связанной с тем, что Кун [Kuhn, 1970; Кун, 1977] называл «нормальной наукой», которая представляет собой все более специализированные модусы исследования, упрощающие для карликов возможность стоять на плечах великанов, а если не великанов, то других карликов.

Метафора «информационное ожирение» крайне удачна и на более глубоком уровне. Она указывает на то, что масса нецитируемых и нечитаемых научных публикаций составляет стоящий без дела запас концентрированной интеллектуальной энергии. В этом случае задачу можно описать одним из двух следующих образов, каждый из которых связан с особой стратегией диагностики и решения проблем депрессии в классической политэкономии: один из них «рикардианский», а другой «мальтузианский» [Fuller, 2002, ch. 2].

Рикардианцы видят в информационном ожирении симптом нехватки нового знания, которое бы заменило или каким-то иным образом «созидательно разрушило» существующие знания, сделав их морально устаревшими. Это похоже на лечение ожирения усиленными физическими упражнениями. У Куна [Kuhn, 1970; Кун, 1977] эту функцию периодически выполняют «научные революции», в которых знания, принявшие новую парадигму, эффективно метаболизируют то, что было ценного в старой парадигме, и при этом отбрасывают значительную часть, если не вообще всю теоретическую конструкцию, изначально свойственную этой старой парадигме. Мальтузианец же работает с информационным ожирением на манер, скорее, диетолога, который рекомендует есть меньше и относиться к еде внимательнее. В этом случае мы обнаруживаем несколько иное понимание «созидательно разрушающих» знаний, а именно возвращение к первым принципам, или то, что Мартин Хайдеггер называл Lichtung (просветом), который действует и в педагогике, призванной познакомить студентов со сложным корпусом знаний, но без необходимости восстанавливать всю цепочку научных публикаций, его определяющих. При применении такого способа видимость избыточности информации демистифицируется, если не деконструируется, поскольку каждое новое поколение исследователей должно заново открывать вроде бы решенные вопросы, пройдя упрощенный путь, ведущий к актуальному состоянию игры.

До сего момента мы рассматривали избыточность информации на системном уровне. Однако на микроуровне эта проблема представляется в ином свете. В работах по социальным наукам, где «избыточность информации» изучается в качестве проблемы управления когнитивными ресурсами индивидов, она ставится в категориях той информации, которая нужна для «оптимизации» принятия решений. «Оптимизация» предполагает существование противодействующих сил, определяющих пространство решений, и эти силы нужно совместно оптимизировать. В этом случае имеется в виду, что невозможно досконально изучить каждую единицу информации, как этого, возможно, хотелось бы, поскольку она изучается лишь в той мере, в какой действительно упрощает процесс принятия решений. В последние 50 лет эту идею отображали в виде перевернутой U-кривой [Eppler, Mengis, 2004]. Она предполагает, что можно столкнуться со «слишком большим количеством информации», а потому и страдать от усталости, аналогичной усталости перетрудившегося человеческого тела, что может даже привести к феномену «выученной беспомощности», которая лишает человека способности решать за себя [Rabinbach, 1990; Fuller, 2012, ch. 5].

Генеалогия понятия избыточности информации, которая обычно начиналась с Элвина Тоффлера [Toffler, 1970; Тоффлер, 2002], впоследствии была возведена к придуманному Арнольдом Геленом понятию Reizüberflutung [Gehlen, 1988]. Это понятие, изобретенное в нацистскую эпоху, обычно переводится выражением «сенсорная перегрузка», которое в период потребительского бума после Второй мировой войны стало ассоциироваться с отупляющим воздействием массовой рекламы, все более распространяемой «холодным» медиумом, то есть телевидением [McLuhan, 1951]. Однако, в отличие от пропагандистов перевернутой U-кривой, широко распространенной в современной литературе по менеджменту, эта линия мысли ориентирована не столько на поиск оптимального количества информации, необходимого для решения, сколько на общее сокращение, если не отвержение информации как необходимого компонента принятия решений. Различные выпады против технократии, начавшиеся в 1920-е годы и продолжившиеся вплоть до 1960-х годов, которые часто описывались в криптоницшеанских терминах как «возврат к аутентичности», «эмансипация человека» или «самодостаточность», – вот что характерно для этого направления. «Воля» в этих концепциях часто фигурирует в качестве того, что выполняет работу, которую технократы, скорее, требуют от «интеллекта».