Петер Слотердайк - Солнце и смерть. Диалогические исследования

Иногда, впрочем, полюсов может быть больше. Третий, четвертый, пятый полюсы пузыря – другие люди, представляющие собой неотъемлемые части малой группы. Лучший друг. Лучшая подруга. Друг семьи. Ближайший родственник. Каждый из них – тоже полюс. И от него идут свои меридианы, составляющие плоть оболочки пузыря. Такое «жизненное товарищество», элементарная компания ближайших друзей – не что иное, как замена… утраченной плаценты. Теперь этот пузырь обеспечивает защищенность членам малой группы – сообщества. Он дает иммунитет от внешних вмешательств в жизнь этой нерушимой и победительной группы.

В молодости Слотердайк увлекался участием в неформальных объединениях вроде хиппи. Так что «сферологическое» мышление он описывает прежде всего как менталитет коммун: «Того, кто имел хотя бы минимальный позитивный опыт жизни коммуной, того, кто когда-либо был членом тесно контактировавшей общины – не важно, религиозной или нерелигиозной, – того, кто в политических, художнических, теоретизирующих группах, или с коллегами по работе, или в спортивной команде был причастен к чему-то вроде интенсивно действующего коллективного духа, – того не нужно долго агитировать перейти к сферологическому образу мышления» [297] С. 240 наст. изд. .

Затем происходит растягивание пузыря малой группы вширь – семейные отношения или отношения в коммунах неформалов проецируются на более крупные социальные группы и, наконец, на весь окружающий мир. Так возникает представление о Вселенной как иммунной системе, защищающей человечество.

Начиная лекцию в Петербурге с описания средневековой чумы, Слотердайк хотел провести параллель между нею – и современным состоянием западной культуры. Проводя такую параллель, он, по своему обыкновению, надеялся эпатировать публику – даже не догадываясь при этом, сколько его единомышленников находится в зале. Говоря точнее, в зале находились как союзники, так и противники Слотердайка. Союзниками его были сторонники классической университетской культуры – и в том числе сторонники классической «метафизики» с философского факультета. Они вполне разделяли утверждение о том, что тотальный позитивизм – от политехнического до юридического – подобен чуме, поскольку ведет к смерти гуманитарной культуры. Вся разница между ними и Слотердайком состояла лишь в том, что немецкий профессор критиковал это царство тотального позитивизма и технократии с позиций Европы, которая уже пережила его безраздельное господство, а российские университетские профессора только начали наблюдать у себя в стране его становление. Ибо Россия переживает сегодня именно то, что Запад пережил в XIX веке – позитивистскую экспансию во всех областях жизни, включая культуру. Но – в отличие от Запада – пока еще сопротивляется ей, не спеша прогрессировать без оглядки. Как, скажем, классический балет, все еще сохранившийся и доведенный за прошедшие века до совершенной огранки.

О культурной чуме – как полном крахе всей западной культуры – не говорил даже О. Шпенглер, хотя он и дал своему фундаментальному двухтомному опусу эпатирующее название – «Закат Западного мира» [298] Здесь и далее мы будем говорить о «Закате Западного мира» – именно с прописной буквы, – как это делает И. И. Маханьков, выполнивший новейший перевод шпенглеровского труда, который увидел свет в 2010 году: «Осталось еще сказать о переводе заглавия труда Шпенглера «Der Untergang des Abendlandes». Буквально это означает «Закат Запада», что отдает тавтологией, либо «Гибель Запада», что слишком уж апокалиптично. В России сложилась традиция переводить эти слова как «Закат Европы», что прямо противоречит концепции автора: никакой общеевропейской культуры нет в природе (есть, в крайнем случае, западноевропейская), на данном ландшафте существовали, по крайней мере, две культуры, античная и «фаустовская». Кроме того, в понятие «Запад» автор включал также и США с Японией, связывая с ними все характерные особенности фаустовской культуры. Поэтому я решился порвать с традицией: в конце концов, не столь уж она древняя, и перевести заглавие как «Закат Западного мира»: не столь броско, но, по моему мнению, достаточно живописно, а главное, более правильно» (От переводчика / Шпенглер О . Закат Западного мира: Очерки морфологии мировой истории. М., 2010. С. 977–978). . (Об О. Шпенглере как своем идейном предшественнике – наряду с Ф. Ницше, М. Хайдеггером и представителями Франкфуртской школы Т. В. Адорно и М. Хоркхаймером – П. Слотердайк прямо говорит в книге «Солнце и смерть».) В какой-то мере можно считать П. Слотердайка современным О. Шпенглером: первый описывал «Закат Западного мира» в начале XX века, а второй описывает завершение этого процесса почти век спустя.

Вопреки расхожему мнению, О. Шпенглер вовсе не говорил о гибели Европы – он описывал всего лишь начало старости Запада. Название – «Закат Западного мира» – определилось у него еще до Первой мировой войны, в 1912 году, и было призвано обозначать «охватывающую несколько столетий всемирно-историческую эпоху, в начале которой мы теперь находимся» [299] Шпенглер О. Закат Западного мира. С. 11. .

Смысл этого «заката» таков: гибкий и подвижный, «творческий» в юности организм начинает свой «закат» именно с того момента, когда прекращает обновляться и импровизировать. Проведем аналогию между развитием культуры и развитием, например, дуба. Человек наивный будет полагать, что могучее дерево обладает значительно большей жизненной энергией, чем росток, едва пробившийся из желудя. И – ошибется. Росток значительно сильнее. Он обеспечивает такую силу давления на единицу площади, которую не может развить самый большой и мощный пресс, созданный человеком. Это позволяет нежному на вид ростку взламывать асфальт. (Такое свойство ростка ныне именуется «мягкой силой» и вдохновляет партии «зеленых», которые реализуют такую же стратегию на практике – давят мягко, с виду – ненасильственно, но постоянно и мощно. Эту же тактику в последнее время осваивает «системная оппозиция».) Росток, пробившийся из желудя, жизнеспособнее взрослого дуба. И врачам известно о поразительной живучести новорождённых детей: брошенные без помощи, они порой способны сохранять жизнь в таких ужасных условиях, в которых взрослый человек давно умер бы.

В принципе, та же закономерность наблюдается и в жизни государств, фирм и организаций – если их тоже, по примеру представителей «философии жизни», к которой принадлежат Ф. Ницше, О. Шпенглер и П. Слотердайк, рассматривать как организмы особого рода. Эти «социальные организмы» наиболее жизнеспособны и динамичны именно тогда, когда находятся на стадии новорождённого, на стадии ростка, – а гибнут они, казалось бы, «безвременно», – достигнув полного расцвета. Пока фирма располагается в единственной тесной комнатушке, где сотрудники, что называется, толкаются локтями и пишут друг у друга на коленке, она бурно развивается. Как только она строит себе солидный офис – или какой-нибудь Дворец съездов, – она начинает закатываться и умирает. Так буря ломает утративший гибкость, чересчур одеревеневший дуб, но ничего не может сделать с молодой порослью.