Карл Зигмунд - Точное мышление в безумные времена. Венский кружок и крестовый поход за основаниями науки

Статья Эйнштейна вышла первой, хотя подал он ее позднее. Гильберт в ней не упоминается. А Гильберт свою рукопись отозвал и взамен прислал исправленную версию. Однако гранки оригинала сохранились, но в них недостает половины страницы, аккуратно изъятой неведомой рукой. Это стало почвой для теорий заговора: что же было на утраченном клочке бумаги?

Хотя и у Эйнштейна, и у Гильберта хватило чувства собственного достоинства, чтобы отдать вопрос о приоритете на откуп публике, в их дружбе наступило охлаждение. Но вскоре Эйнштейн сумел написать Гильберту, что преодолел обиду: «У меня возникли некоторые горькие чувства, я боролся с ними и одержал полную победу». Было бы жаль, добавил он, «если бы двое славных ребят ( rechte Kerle ) перестали получать удовольствие от общества друг друга» [126] 126 Письмо Эйнштейна Гильберту, 20 декабря 1915 года. .

Теория, над которой он так усердно бился столько лет, была завершена — он окончательно связал гравитацию с геометрией. Впоследствии физик Джон А. Уилер сказал об этом так: «Пространство-время говорит веществу, как двигаться, а вещество говорит пространству-времени, как искривляться» [127] 127 Wheeler, 1990. .

Все это происходило в разгар войны, не знавшей себе равных по масштабам кровопролития, когда каждый день тысячи отважных юношей погибали от пуль, газов и снарядов. Шлик писал, что иногда задумывался, что скажут историки далекого, более просвещенного будущего, когда их спросят, когда была Первая мировая. Может быть, они ответят: «Великая война? Ах да, это было примерно в те годы, когда Альберт Эйнштейн дорабатывал теорию относительности» [128] 128 Einsteins Relativitätstheorie, 1920, в кн.: Moriz Schlick. Collected Works… I/5. .

Трагическая и бессмысленная «война, которая положит конец всем войнам» еще вовсю бушевала, когда Шлик опубликовал тонкую книжицу под названием «Пространство и время» — предельно ясное введение в теорию относительности. В то время Шлик служил в отделе физических исследований при военном аэродроме неподалеку от Берлина. В 1917 году его перестали считать «негодным к строевой» и переквалифицировали в «годного к гарнизонной службе». Ведь здоровых солдат в кайзеррейхе становилось все меньше и меньше.

Эйнштейн не жалел поздравительных слов: «Ваша подача отличается непревзойденной ясностью и прозрачностью. Вы не побоялись никаких трудностей, но везде доходили до сути, разбирали все важное и оставляли в стороне все не имеющее отношения к делу. Ваше изложение не поймет лишь тот, кто вовсе лишен способности воспринимать подобного рода мысли» [129] 129 Письмо Эйнштейна Шлику, 6 февраля 1917 года. .

В дальнейших изданиях «Пространства и времени» Шлик получил возможность следить за последними победами теории Эйнштейна. Решительный прорыв произошел в 1919 году, когда две британские экспедиции подтвердили, что свет от далеких звезд слегка искривляется, когда проходит мимо Солнца.

Эйнштейн предсказал этот гравитационный эффект еще в 1912 году. Однако искривление световых лучей можно наблюдать лишь во время полного солнечного затмения. Германия подготовила экспедицию, приурочив ее ко времени затмения 1914 года, но мировая война, естественно, нарушила все планы. Теперь война окончилась, и блистательно подтвердить теорию Эйнштейна было суждено бывшим врагам — особенно Британии, которая в мае 1919 года организовала экспедицию во главе с сэром Артуром Эддингтоном; многие интернационалисты сочли это чудесным символом и радовались, что наука таким образом объединяет людей, даже разделенных культурной пропастью.

Для Макса фон Лауэ, который дружил и с Эйнштейном, искривление световых лучей оказалось большим сюрпризом. Фон Лауэ был одним из главных знатоков специальной теории относительности в мире, однако у него давно возникло подозрение, что за общей теорией относительности стоят «мотивы чисто философские». В ней было «слишком много от Маха», по крайней мере на взгляд фон Лауэ. В 1913 году он писал Шлику: «К счастью, одно из самых прямых следствий [общей теории относительности] — искривление лучей в окрестностях Солнца — уже можно проверить при ближайшем затмении. И тогда теорию, скорее всего, ждет мирная кончина» [130] 130 Письмо Лауэ Шлику, 19 августа 1913 года. .

Но теория не умерла. Напротив, она гальванизировала весь мир. И Макс фон Лауэ благородно извинился: «За это время, — писал он Шлику, — я подружился с общей теорией относительности, и особенно этому поспособствовала твоя брошюрка» [131] 131 Письмо Лауэ Шлику, 7 октября 1917 года. .

Авторитет Шлика рос не по дням, а по часам — причем как среди физиков, так и среди философов. По словам Вальтера Ратенау, он стал «евангелистом теории относительности». Гильберт пригласил Шлика читать лекции в Геттингене. Будущий нобелевский лауреат Макс Борн писал Шлику: «Мы стали общиной, которая обрела своего пророка, и я надеюсь, вы примете этот почетный пост» [132] 132 Письмо Борна Шлику, 11 июля 1919 года. .

Шлику стало тесно в старом уютном Ростоке. Его «Общая теория познания» ( Allgemeine Erkenntnislehre ), вышедшая в 1918 году, представляла собой внушительный том, и любой философ, в чьем перечне публикаций оказалось бы подобное magnum opus , мог бы с уверенностью претендовать на университетскую кафедру. Шлик попросил Эйнштейна помочь ему «вырваться из сонной пучины Ростока» и привлечь внимание академической общественности к тому, что «здесь, на севере, сидит лектор по философии, наделенный в разумных пределах здравым смыслом, и просит всего лишь возможности переместить поле своей деятельности на несколько градусов широты к югу» [133] 133 Письмо Шлика Эйнштейну, 22 февраля 1920 года. .

Эйнштейн с радостью исполнил эту просьбу. Однако расчет на назначение в Цюрих не оправдался, и Шлику сначала пришлось довольствоваться должностью профессора в Киле, опять же по рекомендации Эйнштейна. С точки зрения широты Киль был ничуть не лучше Ростока. Но не успел Шлик освоиться в Киле, как получил предложение из Вены и осенью 1922 года смог наконец перебраться «к югу».

Решающим голосом в конкурсной комиссии в Вене играл Ганс Ган, и он стоял за то, чтобы включить Шлика в штат. Комиссия приняла соломоново решение, придя к пакетному соглашению по трем вакантным должностям. Были назначены один физик, один психолог и один «настоящий» философ. Шлика избрали профессором натурфилософии, и он, таким образом, стал преемником Эрнста Маха (несмотря на то что название кафедры за это время изменилось).

Выбрали его отнюдь не единогласно: из сорока семи голосовавших десять оказались против, а трое воздержались, что, конечно, указывает на некоторые опасения. Но ведь противники в академическом мире были у всех, даже у Эйнштейна.