Карл Зигмунд - Точное мышление в безумные времена. Венский кружок и крестовый поход за основаниями науки

Шлик, вернувшись в Европу из солнечной Калифорнии, сразу же поехал отдохнуть в солнечную Италию, на озеро Гарда, и именно там получил по почте новенький манифест, посвященный ему и красиво переплетенный в синюю кожу. Карнап предупредил Шлика о подарке в письме: «И вот, как гром среди ясного синего неба, шлю вам личный экземпляр в синем переплете, но, надеюсь, вы не наставите мне за него синяков. Прошу вас, не судите о его содержании строго — подойдите к нему с вашей обычной теплотой и терпением. Мы написали его вместе с Фейглем и Нейратом, и добрых намерений в нем больше, чем мастерства» [207] 207 Письмо Карнапа Шлику, 30 сентября 1929. .

Карнап не без оснований подозревал, что Шлику не понравятся некоторые рекламные пассажи и догматические заявления в манифесте, более того, на вкус Шлика, под синей обложкой оказалось слишком много Нейрата.

Очевидно, Гансу Гану манифест вообще не нравился, хотя он и входил в число соавторов. Согласно Менгеру, Гана попросили высказать замечания уже ближе к концу игры, когда на основательную редактуру не осталось времени. Поэтому он, в сущности, просто поставил свою подпись, где галочка. Это был «пример компромисса из тех, на которые ему иногда приходилось идти ради драгоценного мира» [208] 208 Menger, 1980. . Что характерно, не прошло и года, как и Ган, и Шлик опубликовали свои независимые философские манифесты.

В самой мысли, будто группа философов может добиться полного единодушия и выпустить совместную прокламацию, содержится логическое противоречие. Однако это многое говорит о Карнапе и Нейрате. И Нейрат, вероятно, обладал достаточной политической прозорливостью, чтобы предвидеть, что подзаголовок манифеста Der Wiener Kreis будут понимать как заявление о коллективном авторстве всего Венского кружка. Вот и на титульном листе имена настоящих авторов решили не афишировать.

Хуже было другое: из-за крайней спешки группа соавторов не успела получить согласие остальных участников. Так что содержание манифеста удивило не только Шлика, но и других. Например, Карл Менгер, прочитав манифест, недвусмысленно дал понять, что не хочет, чтобы его причисляли к членам Венского кружка, и предпочитает оставаться ученым, «связанным с кружком». На самом деле авторы брошюры постарались провести четкое разделение между членами кружка и теми, кто с ним только «связан». После того как Менгер выразил подобную дипломатическую сдержанность, просьбу о понижении выразили и другие члены кружка, в том числе Курт Гёдель и Виктор Крафт. Можно предположить, что им показалось, будто их таким образом представили как подмастерьев в групповом начинании, а на подобное обесценивание они были не согласны.

Впрочем, никого не удивило, что самые бурные протесты последовали от Людвига Витгенштейна. Группа долго и яростно спорила, нужно ли называть его «связанным» с кружком (о том, чтобы считать его «членом», естественно, и речи не было). В конце концов они решили, что Людвига Витгенштейна нужно упомянуть в числе «трех главных представителей научного миропонимания» наряду с великим Альбертом Эйнштейном и великим Бертраном Расселом.

Но нет, к Витгенштейну было так откровенно не подольститься. «Все это крайне неприятно, — писал он своему другу Фридриху Вайсману, — и мне мучительно думать, что прекрасное начинание в очередной раз превратилось просто в повод для самовосхваления. Именно потому, что Шлик человек ни в коем случае не заурядный, его друзья должны воздерживаться от того, чтобы выставлять и его самого, и Венскую школу, которую он представляет, в смешном свете из-за своего хвастовства, какими бы благими ни были их намерения. Под «хвастовством» я понимаю всякое самолюбование и позерство. «Отказ от метафизики!» Тоже мне, новая мысль! Любые самовосхваления со стороны философской школы гнусны, как и любые самовосхваления вообще» [209] 209 Письмо Витгенштейна Вайсману, июль 1929 (без даты). .

На что последовал совет Вайсману, данный с самыми благими намерениями: «Всегда ведите себя достойно! Никогда не оказывайте никаких услуг той или иной клике (Гану, Карнапу и т. п.), если когда-нибудь потом вам (или кому-то другому) придется — с кривой улыбкой — извиняться за свой поступок. Не сомневайтесь: лично я не улыбаюсь при мысли, что, возможно, а на самом деле — вероятно, ради того, чтобы воздать честь человеку, которого я глубоко уважаю, был совершен некий идиотский поступок и вы к этому причастны».

Но и Витгенштейну не было чуждо ничто человеческое, и его письмо к Вайсману завершается учтивым рыком:

«Что вы женились, это неплохо, и я вас поздравляю».

Мориц Шлик, глава Венского кружка и человек, которого Витгенштейн уважал и не причислял к «клике», обрисовал собственную философскую позицию в Die Wende der Philosophie — «Повороте в философии». Это эссе появилось как первая статья, поданная в новый журнал Erkenntnis . Манифест в ней не упоминается, однако она разделяет упор манифеста на анализ языка как метод поиска пробелов в заявлениях метафизиков.

Похвальба и позерство никогда не были в характере Шлика, но сыграть мастерское крещендо он умел. Чтобы соображения, высказанные ближе к концу эссе, звучали эффектнее, он начинает эссе приглушенно — замечает, что «Время от времени учреждают призы за лучший очерк по вопросу: что достигнуто философией за некоторый период?» И продолжает: «Подобные вопросы выражают явное недоверие к философии того периода, который только что закончился» [210] 210 Цит. по: Шлик, 1993a. . И в самом деле, пишет Шлик, «Создается впечатление, что мы имеем дело со скрытой формулировкой вопроса: а есть ли вообще хоть какое-то продвижение в философии за этот период?.. Эту особенность философии так часто описывали, о ней так часто сожалели, что бесполезно было бы вновь все это обсуждать. Молчаливый скептицизм и воздержание от суждений кажутся единственно правильным отношением к проблеме. Опыт двух тысяч лет, видимо, научил, что попытки положить конец хаосу систем и изменить судьбу философии нельзя более принимать всерьез» [211] 211 Ibid. .

После такого введения следует отважный поворот:

Я говорю об этой широко известной анархии философских позиций, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что я в полной мере осознаю масштаб и значение тех взглядов, которые хотел бы сейчас высказать. Я убежден, что мы сейчас переживаем решающий поворот в философии, и наше мнение о том, что бесплодному конфликту систем пришел конец, можно оправдать вполне объективными соображениями. Уже сейчас мы обладаем методами, которые делают такие конфликты в принципе ненужными, и следует лишь решительным образом их применить [212] 212 Ibid. .