Шарль Лало - Введение в эстетику

Красота природы par excellence заключается, по-видимому, в нормальном, здоровом, сильном типе всякого вида. Такое понимание в достаточной мере точно соответствовало бы, в общем, определению всякого вида по его существенным или преобладающим признакам, даваемому нам зоологами или даже геологами, если бы эстетический выбор, обусловленный такой идеей красоты, не принимал большей частью антропоморфического и крайне индивидуального характера.

В самом деле, мы требуем при эстетической оценке человека, животного или пейзажа нормальных черт вида отнюдь не в абстракции: наша точка зрения всегда гораздо конкретнее. Женская грация в высшей степени прельщает мужчину, тогда как женщина не всегда признает ее там, где мужчина усмотрит ее в ее сопернице; и, наоборот, женщины единодушно восхищаются красавцами мужчинами, к великой досаде других мужчин, не понимающих и не могущих понять причины этого восхищения.

Равным образом мы любуемся не четвероногим, как абстрактным типом естествоиспытателей, и не типичным глетчером геологов, но лошадью, которую мы надеемся приручить, укротить, которую мы не прочь оседлать или запрячь и ждем от нее подчинения, признания, любви к хозяину; мы любуемся уголком гостеприимного тихого поля, где мы надеемся всего легче забыться от шума городов и сбросить цепи профессионального труда. Но такое чисто индивидуальное отношение предполагает – помимо общего типа нормального здоровья – много черт избирательного сродства (ajfinitas electiva), которые зависят более от нас, чем от объектов.

Короче говоря, мы называем в природе прекрасным – согласно удачной формулировке Юлия Шульца – такое существо или такой предмет, общение с которым, как мы чувствуем, доставит нам счастье [55] J. Schultz. Naturschonheit und Kunstschonheit. Zeitschrift ffir Aesthetik, 1911, V, 2, стр. 234, 242. . Первое их назначение заключается в том, чтобы служить нам, быть для нас одним из условий приятного существования, войти в тесное соотношение с нами, – под всеми бесконечно разнообразными формами, которое это избирательное сродство, сознательное или бессознательное, инстинктивное или намеренное, могут принять в жизни, начиная от самого вульгарного утилитаризма или чувственности и кончая любовью и чувством наиболее возвышенного пантеизма. В этом состоит то, что для нас кажется наиболее нормальным; и, с известных точек зрения, другие указанные нами характерные признаки прекрасного стираются перед этим и, в свою очередь, приобретают лишь подчиненный характер. Эстетика Тэна, почти целиком обоснованная на красоте в природе, скорее затемняет этот факт, чем ясно выражает его, благодаря столь смутным понятиям, как «значение, благоволение, сходство характеров», и это еще наименее важный грех эстетики Тэна. Впрочем, его добавление не противоречить натуралистической формуле, оно лишь дополняет ее и точнее определяет. Прекрасное в природе, это – в применении к каждому существу – нормальный тип его вида, но понятый главнейшим образом в смысле утилитарном, сентиментальном или антропоморфическом: это – его соответствие нашему собственному благу или нашему личному совершенствованию. Тем самым это неясное понятие часто настолько совпадает с понятиями удовольствия или интереса, что почти совершенно сливается с ними, причем имеется в виду всякое удовольствие или всякий интерес, без какого-либо специфического характера: удовольствие, доставляемое обонянием, чувством температуры, чувством зрения, слуха; удовольствия телесные и духовные, переживаемые как индивидуальным, так и общественным существом.

Кажущиеся отклонения от этого великого закона легко к нему сводятся.

Среди проявлений избирательного сродства, порождающих, по большей части, красоту в природе, на первом плане стоят те из них, которые определяются половым инстинктом. Со времен Шопенгауэра или даже Платона известно, что индивидуальные капризы вкуса и совершенно необъяснимое на вид фетишистское преклонение перед известным объектом чувства, обусловленные этим инстинктом, на самом деле глубоко соответствуют «целям гения рода», которые всегда заключаются в том, чтобы путем соответствия двух индивидуумов друг другу и в особенности путем дополняющих друг друга контрастирующих черт обеспечить появление в ближайшем поколении наиболее нормального типа вида. Вот почему, «анэстетическая» сама по себе «красота для самца лягушки олицетворяется в его лягушке», как говорит Вольтер, а идеальной женщиной для блондина является брюнетка, для человека крупного – миниатюрная. Идея среднего типа не только не отсутствует в этих частых союзах противоположных крайностей, но именно она и порождает косвенно подобные союзы.

Обратимся к другим кажущимся парадоксам. Если естественная красота всегда сводится к какому-либо удовольствию, хотя бы даже анэстетическому, то понятно, что сильная эмоция, сильное изумление, порождаемое известным предметом, иногда делают его прекрасным в наших глазах и помимо всякого искусства. А так как эта оценка нормального преимущественно личная, то отсюда легко объясняется всякая специализация ее, иногда принимающая парадоксальный характер; с чисто профессиональной точки зрения врач любуется «красивой раной», «прекрасным случаем холеры». Существует «нормальный» способ быть «анормальным».

С объективной точки зрения естественная красота – средний нормальный тип, правильно совершающееся развитие. С другой стороны, достигнуть правильной середины и там удержаться, сохранить совершенное здоровье или представлять собою строго специфический тип – большая редкость. Осуществление нормального типа, достижение максимума развития – исключительная и замечательная удача. Этот средний тип, банальный и смешанный сам по себе, для нас составляет редкое явление, оригинальное и заслуживающее восхищения.

Итак, самые исключения подтверждают указанное правило: идеал природы – нормальный тип.

И наоборот, безобразие в природе – отклонение от видового типа, задержка в развитии, более или менее патологическое вырождение физического или духовного видуума. Большинство безобразных черт, встречающихся в человеческом, например, типе, обусловливаются приобретенными или наследственными пороками; таковы, например, ранняя плешивость, свидетельствующая о подагре; бесцветность губ или щек, заставляющая нас инстинктивно предположить наличность хронического малокровия; узость бедер у женщин, предсказывающая трудные роды или бесплодие; рахитическое недоразвитие сочленений; морщины, свидетельствующие о дряхлости [56] См., напр., Stratz, Die Schönheit des Weibes. Есть русский перевод. .

Равным образом и в духовной жизни наиболее типичные, характерные черты безобразия представляют собою пороки нормального характера: подлость, жестокость, неблагодарность, двойственность и измена, животная чувственность. Оценка и в этом случай зависит от специальной точки зрения индивидуума. Самою позорной чертой характера является в глазах военного трусость; но не платить долги – совершенный пустяк, если только это не карточный долг. Наоборот, честный крестьянин не всегда ценит храбрость, и самым позорным в его глазах является покушение на собственность, в особенности на земельную. Женщины весьма чувствительны к некоторым физическим недостаткам мужчин, тогда как мужчины их даже не замечают; напротив, их гораздо более поражают другие недостатки мужчин, к которым женщины весьма снисходительны.