Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Идеологический план захвата Австрии созрел у Гитлера еще в период написания «Mein Kampf» (1925), где он говорит, что Австрия должна воссоединиться с Германией, что единая кровь требует единого государства и, более того, что германское начало может быть сохранено только посредством разрушения австрийского [Monk 1990: 385]. Начиная с 1936 года, Гитлер давил на Австрию политически, заставив ее объявить себя Германским государством. Канцлер Австрии Шушинг был вынужден ввести в состав австрийского кабинетна министров двух нацистов, членов «националистической оппозиции».

Еврейский вопрос в Австрии был крайне запутанным, и его трудно было решить при помощи гетто, концлагерей и расстрелов, как это делалось нацистами в странах Восточной Европы. Евреи в Австрии, во-первых, очень сильно ассимилировались с немцами посредством смешанных браков, и, во-вторых, очень много евреев в Австрии занимали высокие государственные должности или располагали крупными капиталами. Поэтому в том, что касалось евреев, немцы действовали в Австрии достаточно осторожно. И поэтому евреи уезжали из Австрии неохотно и в последнюю очередь, когда уже не оставалось никаких иллюзий, что жизнь будет идти по нормальному руслу; так в последний момент уехал Фрейд. Иные же, например, большинство членов семейства Витгенштейнов, не покинули Австрию, сумев доказать преобладание немецкой крови (предоставив немцам различные документы).

8 февраля 1938 года Витгенштейн с Фрэнсисом приехали в Дублин к Друри. Как всегда, Витгенштейн был занят больше собой и новыми впечатлениями, чем политикой. Он посещал психиатрическую больницу, где работал Друри, общался с умалишенными. Возможно поэтому он давал такие странные ответы на вопросы, которые задавал ему Друри по поводу австрийских дел. Так, на вопрос о том, что он думает о захвате немцами Австрии, Витгенштейн твердо ответил, что это вздор и что Австрия Гитлеру не нужна. Когда же аншлюс произошел и Друри спросил его, не беспокоится ли он о своей семье, Витгенштейн ответил, что его семья слишком богата и респектабельна, чтобы с ней что-то могло произойти.

9 марта Шушинг объявил референдум: хочет ли австрийский народ быть присоединенным к Германии. В ответ на это немцы подвели свои войска к границам Австрии. 11 марта под давлением Гитлера канцлер Шушинг был смещен, а на его место назначен пронацистский канцлер Зейс-Инкварт. 12 марта, когда новый канцлер вступил в должность, и был днем, когда формально аншлюс был совершен — Австрия стала частью нацистской Германии.

Тут Витгенштейн, конечно, забеспокоился — и о своей семье, и о себе самом. Он не знал, что ему делать: ехать в Вену, чтобы поддержать семью? а, с другой стороны, сможет ли он вернуться обратно в Англию? как быть? Он написал письмо самому толковому в таких делах Пьеро Сраффе. Тот прислал ему длинное исчерпывающее письмо (от 14 марта 1938), отвечающее на все пункты. Это единственное письмо Сраффы Витгенштейну, которое сохранилось, и оно заслуживает того, чтобы процитировать его почти полностью:

Дорогой Витгенштейн,

прежде чем пытаться начать дискуссию, которая, возможно, будет запутанной, я хочу дать ясный ответ на Ваш вопрос. Если, как Вы говорите, возможность покинуть Австрию и вернуться в Англию представляется Вам «жизненно важной», то вне всякого сомнения — Вы не должны ехать в Вену. Являетесь ли Вы преподавателем в Кембридже или нет, Вас не выпустят из Австрии: выезд из Австрии для австрийцев сейчас невозможен. Без сомнения, эти препоны через месяц-другой будут ослаблены. Но все равно долгое время у Вас не будет никакой уверенности в том, что Вам разрешат уехать, и весьма вероятно, что некоторое время Вам этого не разрешат. Вы, конечно, осознаете, что являетесь отныне гражданином Германии. Ваш австрийский паспорт безусловно недействителен, и Вы должны будете получит немецкий паспорт, который может быть Вам выдан, если гестапо будет уверено в Вашей благонадежности.

Если же, несмотря на все это, Вы решитесь возвращаться в Вену, то в таком случае я думаю: а) если Вы были бы преподавателем Кембриджа, это увеличило бы Ваши шансы на выезд из Австрии в дальнейшем; b) если Вы покинете Австрию (я хотел сказать, Германию), никаких препятствий для въезда в Англию у Вас не будет; с) прежде чем покинуть Ирландию или Англию, Вы должны поменять свой паспорт на немецкий в немецком консульстве: я уверен, что они начнут выдавать новые паспорта в самое ближайшее время; а Вам выгодней произвести эту перемену здесь, нежели в Вене; если Вы поедете с немецким паспортом, Вы с большей вероятностью (хотя и не наверняка) сможете вернуться обратно.

Вы должны быть осторожны в том, что касается следующих вещей: 1) если Вы поедете в Австрию, вы должны помнить, что не следует распространяться о Вашем еврейском происхождении. В противном случае, Вам точно откажут в выдаче паспорта; 2) Вы не должны говорить, что у Вас есть деньги в Англии, потому что они могут заставить Вас перевести их в рейхсбанк; 3) если Вы обратитесь в немецкое посольство, будь то в Дублине или в Кембридже, для регистрации или смены паспорта, будьте осторожны, отвечая на вопросы, так как любое опрометчиво брошенное слово может отрезать Вам путь в Вену; 4) следите за каждым словом в Ваших письмах родным, особенно в том, что касается личных дел, поскольку письма безусловно перлюстрируются. […]

При настоящем положении вещей я бы не стал сомневаться в возможности быстрого получения британского подданства: у Вас есть в Англии друзья, которые без сомнения помогут Вам в этом (цит по [Wittgenstein 1997: 290–291]).

Витгенштейн внял советам Сраффы, то есть решил не ехать в Вену, во-первых, и хлопотать об английском гражданстве, во-вторых. С этой целью он написал Кейнсу, так как именно он был наиболее влиятельным в такого рода вещах. Витгенштейн просил Кейнса помочь получить постоянную работу в Кембридже и похлопотать об английском подданстве. Кейнс ответил, что он в состоянии сделать и то и другое.

Витгенштейн получил должность преподавателя в Кембридже со следующего триместра, то есть с осени 1938 года, а британский паспорт был ему вручен 2 июня 1939 года.

Перечитывая наши предыдущие импровизации (последние разделы всех глав), мы пришли к выводу, что отчасти «русифицируем» характер Витгенштейна в духе незабвенной книги [Галковский 1997] (см. также [Руднев 1993а] ). По Галковскому, одной из определяющих черт русского языка и, стало быть, характера, является склонность к глумлению. Не то же ли самое мы обнаруживаем у Витгенштейна, когда он, повернувшись задом к членам Венского логического кружка, читает стихи Робиндраната Тагора и даже когда он насилует друзей своими психологическими откровениями. Но не отсюда ли и такая тяга Витгенштейна к России, о которой мы уже говорили и о которой подробно расскажем в следующей главе?