Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Наши желания скрывают от нас даже то, чего мы желаем…. Я говорю себе это когда чувствую любовь к Б. Ибо я хорошо знаю, что это великий и редкий подарок; я знаю также, что он редкостное сокровище — и все же это не в полной мере то, о чем я мечтал [Monk 1990: 432].

Вот так. Кажется, яснее не скажешь. Оставим поэтому Бена Ричардса и расскажем о других делах и проблемах, волновавших Витгенштейна в последний период его жизни.

Он продолжал вести активный образ жизни в качестве члена Клуба Моральных Наук. Он вел там ожесточенные дискуссии и время от времени закатывал скандалы. Один из наиболее известных связан со знаменитым впоследствии философом, в прошлом членом Венского логического кружка, автором теории фальсификационизма Карлом Поппером. В середине 1940-х годов Поппер был приглашенным лектором в Кембридже. Однажды на заседании Клуба он предложил вопрос: «Существуют ли философские проблемы?», — и хотя вопрос был вполне в духе Витгенштейна, Поппер, согласно легенде, высказал его в такой жесткой форме, что спровоцировал Витгенштейна на вспышку гнева. Как рассказывал сам Поппер в своих воспоминаниях, они играли в покер и он сказал что-то, касающееся валидности моральных правил. Витгенштейн, держа карты в руках, потребовал, чтобы Поппер привел хотя бы один пример морального правила. Поппер ответил: «Не угрожать приглашенным лекторам колодой карт». Витгенштейн взорвался и покинул помещение. Все были на стороне Поппера. Рассел сказал Витгенштейну, что он сам затеял эту ссору [Monk 1990: 495].

Другой скандал, но уже не по вине Витгенштейна, разгорелся в мае 1947 года в Оксфорде, куда Витгенштейна пригласили выступить на конференции, посвященной обсуждению высказывания Декарта «Cogito ergo sum». По воспоминанию современников, здесь собрались практически все современные философы. Среди самых известных англичан были Гилберт Райл, Джон Урмсон, Исайя Берлин и Джозеф Причард. Последний и затеял ссору с Витгенштейном. Дело в том, что Витгенштейн совершенно игнорировал (во всяком случае, на первый взгляд) вопрос о Cogito Декарта и говорил о том, что ему интересно. Сохранился такой «диалог» между Витгенштейном и Причардом:

ВИТГЕНШТЕЙН. Если человек говорит мне, глядя на небо: «Я думаю, что скоро пойдет дождь, поэтому я существую», то я не пойму того, о чем он говорит.

ПРИЧАРД. Замечательно; однако мы здесь собрались для того, чтобы узнать, имеет ли силу декартово cogito [Monk 1990: 476].

Как вспоминают участники конференции, Причард обрывал Витгенштейна семь раз. Мэри Уорнок, философ из Оксфорда, описала Причарда как «глухого старика с ужасным кашлем, шаркающего ногами от отвращения», питаемого к Витгенштейну. В довершении ко всему, Причард умер через неделю после конференции.

В Оксфорде за прием Витгенштейна отвечала его ученица Элизабет Энком, после его смерти ставшая одним из его душеприказчиков и известных философов-аналитиков, в частности, она была одним из первых и наиболее глубоких интерпретаторов «Трактата». В 1940-е годы она часто приезжала в Кембридж слушать лекции Витгенштейна. Она была из тех учеников, которые всей жизнью проникались учением Витгенштейна, его методом. «Годами», — писала она, — «я проводила время в кафе, глядя на предметы и задавая самой себе вопросы, вроде: «Я вижу сверток. Но что я вижу на самом деле? Как я могу сказать, что я вижу нечто большее, чем желтое пятно?» [Monk 1990:497].

Энком была восторженной поклонницей творчества Кафки. Возвращая ей том романов Кафки, данный ею Витгенштейну почитать, Витгенштейн высказался следующим образом: «Этот человек создает себе величайшие трудности тем, что не пишет о своих трудностях».

Другой знаменитой дамой, которая слушала лекции Витгенштейна, была английская романистка Айрис Мердок, получившая в молодости профессиональное философское образование.

В эти годы Витгенштейн активно работал над трудом всей второй половины своей жизни — «Философскими исследованиями». С подготовкой этой книги, которая так и не была доведена до конца из-за смерти Витгенштейна, связано много историй, по большей части печальных и горьких. По поводу «Исследований» Витгенштейн много нервничал, его одолевал синдром подозрительности. Он считал, что молодые философы используют его идеи, не ссылаясь на автора. Витгенштейн называл себя в этой связи человеком вне закона, Vogelfrei (птицей, в которую каждый может стрелять). Он был взбешен, когда Норман Малкольм предложил издать «Исследования» на мимеографе ограниченным тиражом, чтобы коллеги могли пользоваться этой книгой.

В то же время Витгенштейну очень хотелось поделиться с каким-то близким и понимающим человеком содержанием книги. Таким человеком оказался тот же Малкольм. Витгенштейн передал ему один из трех (как всегда, трех!) экземпляров рукописи для того, чтобы они читали текст вдвоем. Малкольм вспоминал:

Начиная читать книгу, Витгенштейн сначала читал вслух предложение по-немецки, затем переводил его на английский язык. После этого он делал несколько замечаний, касающихся этого предложения. Потом он принимался за следующее предложение. И так далее. На следующей встрече он начинал с того места, которым заканчивал в предыдущую встречу [Малкольм 1993].

«Я делаю это для того, — говорил Витгенштейн, — чтобы хотя бы один человек понимал мою книгу, когда она будет опубликована».

Витгенштейн продолжал читать лекции в Тринити и продолжал сомневаться в осмысленности этого занятия.

Мои лекции идут хорошо. Никогда уже так хорошо они идти не будут. Но что они после себя оставят? Что я, помогаю ими кому-нибудь? Определенно, не более того, как если бы я был актером, играющим для них трагические роли [Monk 1990: 507]

Летом 1947 года Витгенштейн начинает думать об отставке. У него уже есть преемник — Георг Хенрик фон Вригт, в будущем выдающийся логик и философ-аналитик, глава финской логической школы, выдающимся учеником которого в свою очередь будет Яакко Хинтикка, один из создателей теоретико-модельной семантики (более известной как семантика возможных миров).

Кембридж и Англия все более раздражают Витгенштейна: «Разваливающаяся и разлагающаяся английская цивилизация. Страна, в которой политика колеблется между злыми целями и отсутствием целей».

В конце августа он окончательно решает уйти в отставку и уехать из Англии — в Норвегию или в Ирландию. Выбор падает на Ирландию. Этот выбор, вероятно, был обусловлен тем, что Витгенштейн интуитивно боялся оставаться один (как было бы, осуществи он норвежский вариант), поскольку его уже несколько лет мучали не только привычные депрессии, но и какие-то непонятные соматические недомогания. В Ирландии же был верный Морис Друри, который был к тому же врач, готовый оказать не только чисто дружескую, но и медицинскую помощь.