Мишель Монтень - Мишель Монтень. Опыты. Книга первая

Этот глубокий кризис всего французского общества второй половины XVI в. красной нитью проходит через произведение Монтеня. Без преувеличения можно сказать, что происходившая на глазах у Монтеня гражданская смута непрестанно давила на его сознание. Монтень не устает повторять: «В настоящее время мы охвачены распрей» [858], «Век, в который мы с вами живем, по крайней мере, под нашими небесами, — настолько свинцовый…» [859]и т. д. В редкой главе своей книги Монтень обходится без упоминания о бедствиях, связанных с гражданскими войнами. Под знаком этого кризиса формировалось мировоззрение Монтеня и складывался весь его жизненный путь.

Шестнадцатый век во Франции, век гуманизма и реформации, — один из весьма плодотворных в области ее идеологического развития.

В этот период, на основе развития в недрах феодального общества капиталистических отношений, интенсивно шел процесс формирования идеологии молодой, восходящей буржуазии. Французский «ренессанс», в котором, наряду с дворянским и буржуазным потоком, было и течение, отражавшее чаяния и запросы народных масс, дал целую плеяду мыслителей и деятелей, пробивших весьма основательные бреши в церковно-феодальном мировоззрении. Несмотря на сравнительно краткие сроки, в которые пришлось действовать представителям французского гуманизма, они подготовили почву для новой идеологии в самых различных областях человеческой мысли. Мы здесь не будем касаться специально филологической области, в которой французские гуманисты, благодаря работам таких ученых, как Бюде, оба Этьена и другие, заняли одно из первых мест в Европе. Отметим лишь огромную активность, развитую в это время переводчиками, в особенности переводчиками мало известных до того во Франции греческих классиков. Вряд ли когда-нибудь было переведено столько греческих авторов — поэтов, историков, философов и пр., как в это время. Надо помнить, что переводы рассматривались тогда как особый и важный, почетный вид литературы. Венцом этих переводов явились вышедшие в 1559 г. «Жизнеописания знаменитых людей» Плутарха — плод трудов Жака Амио. Эти «Жизнеописания», сыгравшие огромную роль в воспитании целого ряда поколений французской молодежи и имевшие большое влияние, в частности, на Монтеня (как позднее на Ж-Ж. Руссо, госпожу Ролан и др.), составили крупную веху в истории развития французского языка. Монтень так оценивал заслуги Амио: «Я отдаю — и, как мне кажется, с полным основанием — пальму первенства Жаку Амио перед всеми нашими французскими писателями, и не только из-за непосредственности и яркости языка, в чем он превосходит всех прочих авторов, и не за упорство в таком длительном труде, и не за глубокие познания, помогшие ему передать так удачно мысль и стиль трудного и сложного автора… Но, главным образом, я ему благодарен за находку и выбор книги, столь достойной и ценной, чтобы сделать из нее подарок своей стране» [860]. Позднее, в 70-х годах, Амио перевел философско-публицистические произведения Плутарха, его «Moralia».

Но, разумеется, еще более, чем переводы классических авторов, ценили современники оригинальные произведения на национальном языке. Здесь в области художественного творчества — не говоря о таких крупных дарованиях, как Клеман Маро, Ронсар, Маргарита Наваррская и другие, высится монументальная фигура Рабле с его бессмертным романом-сатирой, вобравшим в себя всю проблематику той эпохи — вопросы мировоззрения, воспитания, науки, политики и многие другие. Но на роли Рабле как предшественника Монтеня мы остановимся ниже. В области политической мысли Монтень имел дело в окружавшей его политической действительности с такими виднейшими ее представителями, как его ближайший друг Этьен Ла Боэси или как его выдающийся современник, крупнейший государствовед и политический деятель Жан Боден, о многих плодотворных концепциях которого — учении о прогрессе, о закономерности в истории (так называемой теории климата), учении о суверенитете — Монтень отзывался с похвалой.

Семидесятые годы XVI в. во Франции (к которым относится создание «Опытов» Монтеня) были временем необычайного расцвета политической мысли. Из крупнейших публицистов гугенотского лагеря Монтень был хорошо знаком и переписывался с Дюплесси-Морне, автором знаменитого «Иска к тиранам» (Vindiciae contra tyrannos), в котором с большим блеском развита была теория народного суверенитета, — хотя под народом Дюплесси понимал не народные массы, а представляющую, по его мнению, народ верхушку (парламенты, сословные собрания и т. д.). Трактат Дюплесси, доказывавший право магистратов провинций и даже отдельных городов выступить против тирана и призвать на помощь народ, теоретически обосновывал практику гугенотов южной Франции, создавших, как было сказано, своего рода государство в государстве.

Хорошо известен был Монтеню и другой его сверстник, воинствующий публицист — гугенот, Франсуа Отман, автор центрального произведения гугенотской публицистики, известной «Франко-Галлии», в которой обширная юридическая и историческая эрудиция сочеталась с политической образованностью гуманиста. Это сочинение получило огромный резонанс в рядах как единомышленников Отмана, так и его противников, обрушившихся на знаменитый памфлет целой тучей ответов. И Отман, и Дюплесси — оба отражали в своих произведениях стремление французского дворянства, и особенно верхушки его, ослабить королевскую власть и стать полновластными государями в своих владениях. У Дюплесси особенно ярко выражены были центробежные стремления крупных сеньеров Франции, тенденции к феодальному раздроблению. Нет сомнений, что Монтень, ратуя в своих «Опытах» за целость и сохранность страны и отстаивая абсолютную монархию, скрыто полемизирует и борется и с Отманом, и с Дюплесси-Морне, и с целым рядом других, менее крупных идеологов гугенотского лагеря.

Не останавливаясь более на окружавших Монтеня виднейших писателях и мыслителях, на писания которых он явно и скрыто отвечал своими размышлениями в разных местах «Опытов», рассмотрим, каковы были ближайшие предшественники и сподвижники Монтеня в борьбе с важнейшими столпами феодально-церковной идеологии — схоластикой и теологией. Здесь, прежде всего, следует назвать имена Франсуа Рабле и его соратников Этьена Доле и Бонавентуры Деперье. Именно они, подвергнув сокрушительной критике схоластическую лженауку и ее главную представительницу — теологию, заложили прочный фундамент того направления мысли, которое подготовило, по словам Энгельса [861], развитие французского материализма и атеизма XVIII в. Рабле, Доле, Деперье стоят в начале той линии развития, которую в конце века замыкает Монтень. В своих «Опытах» Монтень очень часто перекликается, не называя их имен, — со своими старшими современниками, строит свои концепции на заложенном ими фундаменте. Этьен Доле, сожженный за атеизм в Париже на площади Мобер в 1546 г., дал такую основательную критику веры в чудеса, расчищавшую пути для научного познания, что его преемникам оставалось только итти дальше по намеченной им тропе. Разбирая «Опыты», мы увидим, как, отправляясь от тех же исходных положений, Монтень блестяще развивает их на новом материале. Продолжая борьбу со схоластикой и теологией, которые были гениально высмеяны великим Рабле и Бонавентурой Деперье, — не говоря о менее выдающихся писателях, — Монтень подошел к этому вопросу с другой стороны; он показал необходимость этой борьбы для раскрепощения науки и, в первую очередь, философии. В этой связи необходимо коснуться, хотя бы кратко, непосредственных предшественников и современников Монтеня на французской почве в области философии.