Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Иоанн. Заключаю отсюда, что Бог живет истиннее, чем душа.

Кардинал. Правильно заключаешь. Не потому, что Бог движет сам себя или создает подобие вещей, как делает душа, — в Нем так или иначе пребывает в некоей простоте все, — но потому, что он истинное бытие вещей и жизнь жизней. он ведь так и говорит: «Я есмь воскресение и жизнь» [309] Иоан. 11, 25. .

Иоанн. Я совершенно согласен с твоим замечанием выше об изобретении нового; в таком действии явственно видно, что душа движет сама себя. Не можешь ли сказать об этом применительно к нашей игре?

Кардинал. Я задумал изобрести игру, [в которой играла бы] мудрость (ludum sapientiae). Размышлял, как это должно происходить. Потом решил, что ее надо сделать такой, как ты видишь. Замысел, размышление и решение (cogitatio, consideratio et determinatio) — способности нашей души; ни одно животное не задумывает изобрести новую игру и, соответственно, не размышляет и ничего не решает относительно нее; все это силы живого разума, который называется душой, — живого, потому что без движения, присущего живому разуму, они невозможны: в замысле усмотрит движение разумного духа всякий, кто обратит внимание на то, что задумывание есть некая дискурсия; точно так же и размышление, и решение. В этой деятельности тело никакой помощи не предоставляет, недаром душа старается по возможности отстраниться от тела, чтобы лучше задумать, размыслить и решить: она хочет быть полностью на свободе, чтобы действовать свободно. И эта свободная сила, которую мы называем разумной душой, тем сильнее, чем отрешеннее (absolutior) от телесных стяжений. Душа тем самым живет не больше в теле, чем вне тела, и она не распадается с распадением гармонии, или слаженности, тела, потому что не она зависит от слаженности, например, от телесного здоровья, а наоборот, сама слаженность зависит от души, без которой никакой слаженности не может быть. Душа есть жизнь, потому что она разум, живое движение. Когда я задумываю, размышляю и решаю, что еще происходит, как не самодвижение разумного духа — силы, способной задумывать, размышлять и решать? Причем когда я пытаюсь так определить, что такое душа, то разве я не думаю и не размышляю? И здесь я тоже обнаруживаю, что душа движет сама себя, на этот раз круговым движением, поскольку ее движение здесь возвращается само на себя: когда я думаю о своем думаний, это — круговое движение, движущее само себя. Движение души, то есть жизнь, бесконечно, потому что оно кругообразное возвращение на себя.

Иоанн. Хорошо понимаю, что ты говоришь, и очень интересно слышать об этих трех способностях разумной души, из которых ни одна не есть другая: первая — замысел, потом размышление и, наконец, решение, причем замысел порождает размышление, а решение происходит от обоих, но все три суть одно-единственное живое движение, движущее само себя с совершенной полнотой. Здесь я вижу также, что разумная душа обязательно должна быть триединой силой, если ее жизнь, или движение, должны быть совершенными.

Кардинал. Добавь, что она еще тем совершеннее, что в ней больше светится та бесконечная и совершеннейшая сила, которая есть Бог. Как Бог вечен, гак она постоянна (perpetua), а в постоянном вечность светится полнее, чем во временном.

Иоанн. Охотнейше готов добавить, что велишь, но мне бы очень хотелось не упустить еще одного.

Кардинал. Чего?

Иоанн. Если для совершенной полноты нашего духа необходимо нужно, как ты прекрасно объяснил, чтобы он был триединым, то надо считать совершенными невеждами тех, кто отрицает единотроичность всесовершеннейшего духа, Бога [310] См. «О неином», прим. 49 («Бог есть дух »). .

Кардинал. Конечно, признак невежества — не утверждать о Боге всего, что принадлежит простоте и совершенству, а ведь единство тем проще и совершеннее, чем больше единит, и значит, троичное единство совершеннее, раз оно настолько едино, что даже в трех лицах, из которых каждое едино, оно едино. Да иначе оно и не было бы совершеннейшим единством: оно было бы лишено своей природы [311] Т. е. сущности, которая у единства троична, см. Об уч. незн. I 10, 27 слл. и всего, что необходимо для полного совершенства его сущности. Впрочем, это глубже того, что мы сейчас разбираем.

Иоанн. По-моему, ты намеренно сказал, что у животных не бывает замысла, размышления и решения об игре, не отрицая, что животные тоже и задумывают, и размышляют, и решают при свивании гнезда, охоте и прочем, что у них видим. Как ты докажешь, что эти действия не осмысленные?

Кардинал. Им недостает способности к свободе, которая есть у нас. Изобретая эту игру, я задумал, размыслил и решил, чего не задумал, не размыслил и не решил другой, и это потому, что всякий человек свободен задумать, а также размыслить и решить все, что хочет. Почему и не все об одном думают, раз каждый имеет собственный свободный дух. Животные — не так. Ко всем действиям их побуждает природа, так что принадлежащие к одному виду охотятся и строят гнезда одинаково.

Иоанн. Все это у них не без участия разума.

Кардинал. Природа движима интеллигенцией [312] Это общее положение Школы (см. «Книга о причинах» VIII (IX) 82) идет от Аристотеля, Мет. I 3, 984b 15 — 18. . Но как законодатель учредил свой закон, движимый разумом, хотя подданными движет не разумность закона, им неизвестная, а неукоснительная власть вышестоящего, так животное движимо неукоснительной властью природы, а не доводами разума, ему неведомого. Поэтому и видим у всех животных одного вида единое присущее виду движение, к которому их как бы побуждает и подталкивает вложенный в них закон природы. Наш царственный и властительный (imperialis) дух таким принуждением не скован. Иначе он ничего бы не изобретал, а только следовал импульсу природы.

Иоанн. Да, пауки соблюдают один и тот же закон, плетя паутину и охотясь, то же ласточки со своими гнездами, и так далее без конца, и понятно, что все принадлежащие к одному виду движимы одним движением, причем импульсивным. Так что согласен.

Кардинал. Если обратишь внимание, что одно, требуемое нашей животной природой, в нас само естественно задумывается, размысливается и решается, а другое — помимо тела как присущее только духу, вроде сказанного выше, то на собственном опыте убедишься, что в первом случае мы, хоть можем и свободно, движемся не свободно, а по необходимости нашей чувственной и телесной природы, в других же — свободно, поскольку [дух], свободный, движет сам себя. Природа не может никогда навязать нашему духу никакую необходимость, а дух природе, наоборот, может, чему есть как добрые примеры — воздержание, целомудрие, — так и злые, когда мы грешим против природы и отчаявшиеся люди накладывают на себя руки и убивают себя.